Восточные славяне накануне государственности

А.А. Гиппиус в своей статье, посвящённой «новгородско-ладожской» альтернативе, напомнил, что «текстологическая реконструкция – не демократические выборы, исход которых определяется простым большинством голосов; здесь всё зависит от генеалогии списков, их положения в стемме». Соответственно, то обстоятельство, что «ладожский» вариант читается в четырёх древнейших списках ПВЛ из шести, сам по себе никоим образом не свидетельствует о его первоначальности. Попарное восхождение Лаврентьевского и Троицкого, Ипатьевского и Хлебниковского, Радзивилловского и Московско-академического списков к общим протографам позволяет «уверенно абстрагироваться от существования шести списков и рассматривать соотношение трёх протографических сводов». Проведя новый анализ, учёный пришёл к заключению, что вывод А.А. Шахматова о первичности «новгородской» версии в летописном тексте является вполне обоснованным (Гиппиус 2007: 213–220).

Тем не менее, вслед за М.Б. Свердловым, А.А. Гиппиус считает исторически более достоверным «ладожский» вариант вокняжения Рюрика: «Факт первоначального пребывания Рюрика в Ладоге, оставшийся неизвестным составителю Начального свода и его предшественникам, мог в начале XII в. сохраняться в местном предании», «ладожская» версия была «более конкретной и исторически достоверной, опирающейся на местную традицию» (Гиппиус 2007: 217–218). Но аргументы, которые учёный приводит в пользу такой позиции, вызывают недоумение. По мнению А.А. Гиппиуса, «Гюрята Рогович, отождествляемый с новгородским посадником начала XII в., был потомком знатного скандинава Регнвальда Ульвсона, родственника жены Ярослава Мудрого Ингигерд, прибывшего вместе с нею в Русь и получившего в «ярлство» Ладогу. По правдоподобному предположению А.Е. Мусина, потомки Регнвальда по традиции сохраняли за собой ладожское посадничество по крайней мере до середины XIII в., что делает вероятной принадлежность к вышеназванному роду и посадника Павла… Ввиду этих родственных связей Гюрята, Павел и их сородичи не могли не быть носителями элитарного кланового самосознания, в котором историческая связь с Ладогой должна была играть основополагающую роль. Сохранение (или появление?) именно в этой среде предания о ладожском княжении Рюрика выглядит поэтому глубоко закономерным» (Гиппиус 2007: 219–220). Тут же, впрочем, учёный делает оговорку: «Вполне возможно, что сведения, полученные летописцем в Ладоге, все же несли в себе определенную тенденцию, отражая не столько аутентичную местную традицию, сколько клановые исторические амбиции «ладожан» как генеалогически обособленной части новгородского (в широком смысле) боярства» (Гиппиус 2007: 220).

На самом деле о происхождении Гюряты Роговича (Рог – обычное древнерусское некалендарное имя (Тупиков 2004: 337. Известно оно и в других славянских землях: Морошкин 1867: 168), привлечение скандинавских аналогий тут излишне) и ладожского посадника Павла не известно ничего. Но особое удивление вызывает то, с каким наивным доверием некоторые учёные относятся к сообщениям скандинавских саг о том, что Ладога была передана в «ярлство» скандинаву Рагнвальду Ульвсону, представляющим собой обычное для данного литературного жанра эпическое преувеличение.

Так, Сага об Эймунде, которая сообщает об этом («Рагнвальд ярл будет держать Альдейгьюборг (Ладогу. – М.Ж.) как держал до сих пор»), тут же говорит о том, что по завершении усобицы Владимировичей Ярицлейв (Ярослав Мудрый) стал правителем Хольмгарда (Новгорода), Вартилав (Брячислав) получил Кенугард (Киев), а скандинавский наёмник Эймунд начал править в Палтескье (Полоцке), став заодно и главным военачальником Руси: «Эймунд конунг будет также держать у них оборону страны и во всём Гардарики, а они должны помогать ему военной силой и поддерживать его» (Рыдзевская 1978: 103).

Если доверять сообщению о правлении Рагнвальда в Ладоге, надо доверять и сообщению о разделе Руси между Ярославом, Брячиславом и Эймундом и пересматривать всю политическую историю Руси XI в., на что, насколько нам известно, ещё ни один исследователь не решился. А если не доверять остальному, то какие есть основания доверять сообщению о Рагнвальде и Ладоге? Нет никаких источниковедческих предпосылок к тому, чтобы рассматривать данное фольклорное известие, трафаретное для саг, как реальный исторический факт[97].

По реальным историческим данным, которыми мы располагаем, уже в первой трети XII в. посадников в Ладогу назначал Новгород, пригородом которого она была. В 6639 (1132) г. новгородцы «даша посадницать… Рагуиловѣ в Ладозѣ» (ПСРЛ. III: 23, 207). И вполне очевидно, что сформировалась подобная практика существенно раньше того момента, когда она впервые (в общем, довольно случайно, ибо даже в новгородском летописании внутренние дела Ладоги не описываются сколько-нибудь систематически[98]) была упомянута в летописи.