Существует и принципиальной иной взгляд на становление КПДК, восходящий к идеям П.Н. Третьякова о заселении севера Восточной Европы расселявшимися на север потомками носителей зарубинецкой культуры (Третьяков 1966: 190–300), который развивается ныне Н.В. Лопатиным и А.Г. Фурасьевым. Эти исследователи считают, что начиная с III в. потомки зарубинцев, носители киевской культуры, расселялись в северном направлении, что привело к возникновению памятников круга Заозерье-Узмень, на основе которых впоследствии сформируются культуры псковских длинных курганов и тушемлинская (Лопатин, Фурасьев, 2007; 2007а: 282–285). При этом большинство исследователей, в том числе сами Н.В. Лопатин и А.Г. Фурасьев, считают киевскую культуру славянской (Лопатин, Фурасьев 2007: 105). Таким образом, и эта гипотеза генезиса КПДК не противоречит признанию её носителей славянами-кривичами.
Возможно, КПДК сложилась как результат синтеза культурных традиций среднеевропейских мигрантов и продвинувшихся на север потомков носителей киевской культуры при участии автохтонного населения.
Подводя итоги сказанному, можно заключить, что нет достаточных оснований отвергать существование «псковских» кривичей – особой третьей кривичской группы, жившей на северо-западе ареала этого славянского объединения, обособленной от смоленской и полоцкой групп кривичей и связанной, очевидно, с памятниками КПДК. Важным политико-административным центром «псковских» кривичей VIII–IX вв. был Изборск, и лишь впоследствии он утратил свою ведущую роль, уступив её Пскову.
Глава IV. Радимичи (локализация, происхождение, социально-политическая история)
I. Историографические стереотипы о радимичах и реалии социально-политической истории
Восточнославянскому этнополитическому объединению радимичей в исторической традиции не повезло. Древнерусские книжники дали им резко-негативные («Радимичи и Вятичи и Северъ одинъ обычаи имяху: живяху в лесе, якоже [и] всякии зверь, ядуще все нечисто…») либо насмешливо-пренеб-режительные («Русь корятся Радимичемъ, глаголюще: «Пищаньци волъчья хвоста бегають») характеристики.
Словно продолжая намеченную летописцами линию, весьма уничижительно характеризовало радимичей и большинство историков Нового времени. Так, Л. Нидерле писал о них как об «одном из слабых и зависимых племён», поскольку они, согласно летописи, «без сопротивления подчинились Киеву и уже в 885 году платили Киеву дань, которую раньше выплачивали хазарам» (Нидерле 1956: 161).
Аналогично рассуждал и Н.П. Барсов, по словам которого «эта ветвь восточного славянства (радимичи. –
Первое упоминание радимичей. Миниатюра Радзивилловской летописи
Е.Ф. Карский считал, что «радимичи никогда не составляли самостоятельного княжества… Вероятно, уже во время летописца радимичи служили предметом, насмешек со стороны их соседей» (Карский 1903: 74).
По мнению В.В. Мавродина, «радимичи были небольшим, малочисленным, слабым племенем» (Мавродин 1945: 95).
Если, однако, внимательно вглядеться в посвящённые радимичам скупые летописные строки, легко убедиться, сколь легковесны подобные нигилистические суждения. Радимичи, чьи земли располагались относительно недалеко от Киева, выходили к Днепру и соседствовали «русской землёй в узком смысле», бывшей ядром Древнерусского государства (Насонов 1951: 28–68; Рыбаков 1982: 55–90; Кучкин 1995; Седов 1999: 50–82; Свердлов 2003: 93–99), а потому рано должны были оказаться в сфере интересов и военной активности киевских князей, сохраняют свою самостоятельность дольше всех прочих восточнославянских этнополитических союзов (за исключением вятичей). Соответственно, неизбежен вывод, что их борьба с Киевом за свою независимость носила долгий и упорный характер.