Восточные славяне накануне государственности

В.В. Седов обосновал важность центральноевропейского импульса (распространение вещей провинциальноримских типов в лесной зоне Восточной Европы в середине I тыс. н. э.: шпоры и удила, железные бритвы, железные пластинчатые кресала, пинцеты, В-образные рифленые пряжки, некоторые типы подвесок, железные втульчатые наконечники копий, новые типы серпов, каменные жернова для ручных мельниц и т. д.) в период становления КПДК, видимо, связанного преимущественно со славянами, переселившимися с территории современной Польши, которые и заложили основы КПДК (Седов 1994а: 296–304; 1999: 91—117).

Е.Р. Михайлова подвергла эти выводы В.В. Седова сомнению: «Трудно согласиться с тезисом о переселении значительных масс среднеевропейского населения… Малочисленность центральноевропейских вещей, которые стремительно распространяются на большой территории в течение короткого хронологического отрезка, объясняется скорее мобильностью и хорошей организованностью немногочисленных переселенцев. Важно и то, что принесенных ими вещей не так уж много и, видимо, они использовались на протяжении жизни одного-двух поколений, далее непосредственные контакты с регионом производства принесенных предметов обрываются» (Михайлова 2015: 28).

Провинциальноримские культуры Средней Европы, откуда прибыли переселенцы, в бурных условиях Великого переселения народов просто прекратили свой существование, чем и объясняется обрыв связей. Мигранты оказались в новом регионе, оторванными от «прародины», где привычный строй жизни был к тому же разрушен, соответственно, фактически они начали на новом месте новую жизнь. Производственные навыки ими были, очевидно, в значительной мере утрачены, вещи, которые они принесли с «прародины», постепенно вышли из обращения, а производство новых не было налажено. Этим объясняется и стремительность распространения вещей центральноевропейских типов (миграция) и их относительно быстрый выход из употребления.

Данные других наук также указывает на среднеевропейское происхождение древнейшего славянского населения Псковщины или его части.

С.Л. Николаев пришёл к выводу, что «нетривиальное сочетание акцентуационных признаков… несомненно говорит о том, что в древности имелось специфическое родство диалектов – предшественников кривичского, великопольского (?), верхнелужицкого, галицкого, северночакавского и западноболгарского диалектов… Прочие характерные кривичские черты… объединяют кривичские диалекты с лехитскими и противопоставляют их всем остальным восточнославянским. Эти черты… должны считаться пережитками того состояния, когда кривичский племенной диалект, еще не войдя в близкий контакт с другими будущими восточнославянскими племенными диалектами и не затронутый общевосточнославянскими конвергентными процессами, представлял собой особый позднепраславянский диалект, входивший вместе с северными западнославянскими диалектами в единый лингвогеографический ареал» (Николаев 1990: 62).

Важное значение имеют наблюдения Д.К. Зеленина о происхождении названия русских в языках их финно-угорских соседей, производном от традиционного экзоэтнонима балтийских славян венеды: «Знаменательно, что эсты называли вендами (Wene) не кашубов или поляков, которые по языку ближе к балтийским славянам, а именно русских. Это обстоятельство можно объяснить только тем, что эсты наблюдали, как многие прибалтийские венды уходили из Ливонии на Русь и обратно уже не возвращались. Как видно из Хроники Генриха Латвийского, эсты хорошо знали ливонских вендов, и перенесение их имени на русских не может быть каким-либо странным недоразумением со стороны эстов» (Зеленин 1954: 93).

Р.А. Агеева отметила в Новгородско-Псковской земле ряд архаичных славянских гидронимов (с основами тереб-, сита), связанных с гидронимией славян Средней Европы (Повисленье, Чехия и Словакия, Карпаты), показывающих «направление миграционного славянского потока с юго-запада на северо-восток современного славянского мира» и открывающих «новые аспекты в решении вопроса о связи славянского населения Северо-Запада с «пралехитской» группой славян» (Агеева 1989: 184). Причём выделенные Р.А. Агеевой по гидронимическим материалам регионы наиболее древней славянской колонизации Северной Руси совпадают с районами скоплений ранних длинных курганов (бассейн реки Великой, земли в Южной Приильменье, район между Псковским и Чудским озёрами и рекой Лугой), на что обратил внимание В.В. Седов (Седов 1994а: 301).

Собранные Б.А. Малярчуком данные генетики свидетельствуют о сходстве псковско-новгородского населения с польско-литовским населением Северо-Восточной Польши (Сувалки), при этом важно подчеркнуть, что население Сувалок отличается генетически как от населения остальных частей Польши, так и от остальных групп балтов, что позволило исследователю сделать вывод о западных истоках генофонда северо-западных русских (Малярчук 2009: 23–27). Антропология также свидетельствует о близости антропологических характеристик славян, земли которых прилегают к Балтийскому морю (Алексеева 1973: 260).