Восточные славяне накануне государственности

Гипотеза о позднем появлении славян на севере Восточной Европы противоречит, таким образом, письменным историческим данным, которые с XI в. фиксируют здесь абсолютное преобладание славянского этноязыкового компонента. Чтобы сложилась такая ситуация, славяне здесь должны были появиться минимум за несколько столетий, а не накануне XI в.

Прекращение существования КПДК Е.Р. Михайлова объясняет сменой населения в её ареале (Михайлова 2014: 228–230). Но ведь примерно одновременно с КПДК прекращают своё существование и другие локальные восточноевропейские культуры: луки-райковецкая, роменско-борщевская, смоленско-полоцких длинных курганов, сопок. Все они сменяются древнерусской культурной. Значит ли это, что во всей Восточной Европе произошла смена населения? Едва ли[48]. Гораздо проще и логичнее объяснять процесс прекращения существования локальных восточноевропейских культур в IX–XI вв. не сменой населения, а унификацией жизни Восточной Европы в пределах формирующегося Древнерусского государства. Процесс этот шёл постепенно: в каких-то районах местные культурные особенности исчезли раньше, в каких-то – позже. Но нет никаких оснований трактовать процесс постепенного угасания «местных» культур в период становления Руси как смену этнического лица соответствующих регионов.

Лингвистически прослеживается диалектное единство Псковской, Полоцкой, Смоленской и Тверской земель, образующих «кривичский пояс» (Николаев 1990: 54–63; 2011а: 3—19). Исторически оно может соответствовать только распространению в этом ареале погребений в длинных курганах, которые очерчивают тот же ареал, который летописи отдают кривичам. При этом наблюдается корреляция историко-археологических и лингвистических данных о разделении кривичей на локальные группы. С.Л. Николаев выделил следующие диалектные группы племенного языка кривичей: 1) псковский диалект; 2) древненовгородский диалект (древненовгородское койне), сложившийся при взаимодействии псковских и ильменско-словенских (не кривичских) говоров; 3) смоленский диалект; 4) верхневолжский диалект «тверских» кривичей; 5) полоцкий диалект; 6) западный диалект (Северная Гродненщина) (Николаев 1990: 55).

Эти кривичские диалектные группы соответствуют: 1) «псковским» кривичам; 2) памятникам КПДК, расположенным на Мсте и Мологе; 3) «смоленским» кривичам; 4) «тверским», или «восточным», кривичам; 5) «полоцким» кривичам, полочанам летописи; 6) группам кривичей, дальше всего продвинувшихся на запад.

В одной из своих последних работ Е.Р. Михайлова привела новые доводы против отождествления КПДК с кривичами. Исследовательница констатирует, что «к настоящему времени многочисленные памятники культуры длинных курганов выявлены на Мсте и Мологе почти до Белозерья», что, по её мнению, подрывает связь между КПДК и очерченным в летописях ареалом кривичей (Михайлова 2015: 27). Но, во-первых, на примере полочан можно видеть, что пассаж из этногеографического введения к ПВЛ вовсе не очерчивает весь кривичский ареал, но только земли смоленской группы кривичей, а во-вторых, КПДК в указанных районах перекрывается культурой сопок и её носители втягиваются, очевидно, в состав словен. С точки зрения лингвистики эти «мстинские» кривичи соответствуют, очевидно, диалектной группе (2), по С.Л. Николаеву, которая внесла в древненовгородский диалект кривичские черты.

По мнению Е.Р. Михайловой, «другое возражение против «кривичской гипотезы» непосредственно проистекает из обоснованной самим В.В. Седовым начальной даты культуры длинных курганов – V в. н. э. Тезис о существовании уже в это время общности под названием «кривичи», которая через несколько сот лет под тем же именем, на тех же территориях и без особых изменений будет известна авторам Повести временных лет, нуждается в дополнительных доказательствах» (Михайлова 2015: 27).

Возможность сохранения этнонима кривичи с середины I тыс. н. э. до рубежа I–II тыс. н. э. можно обосновать его распространением в разных частях славянской ойкумены. Помимо древнерусских кривичей: Kryvitsani (Пелопоннес), Κροβιτσα (Мессения), Crivitz (Мекленбург) (Трубачев 1974: 55, 62). Столь широкое распространение этого имени, его укоренённость в славянском мире (независимо от того, были ли все эти кривичи осколками одного праславянского «племени», или же соответствующие названия возникли независимо по общей словообразовательной модели), указывает на то, что возникло оно ещё в праславянский период, до начала великого расселения славян середины нашей эры. И если от сложения в середине нашей эры КПДК до древнерусского времени население в регионе не менялось, то нет оснований считать, что оно не могло сохранить на протяжении этого времени свой этноним.