Восточные страсти

Постепенно Мэтью начинало казаться, что организация лагеря носила не такой стихийный характер, как предположил он сначала. Едва лишь шатер был воздвигнут, ему подали изысканнейшее блюдо, состоящее из таких деликатесов, как маринованные корни лотоса, посыпанные семенами кунжута, тонкой яичной лапши с рубленым зеленым луком, свиной окорок и кушанье из говядины, перца и корней лука, обильно приправленное кэрри. Что касается лапши, то это яство обычно подавалось на дни рождения и другие личные праздники. Согласно традиции, она символизировала долголетие и потому никогда не разрезалась, а наматывалась на палочку и в таком виде отправлялась в рот. Впрочем, американец уже овладел этим искусством. Он продолжал обедать в одиночестве, окруженный суетящимися слугами и все чаще подумывал об У Линь, не понимая причины ее отсутствия. Внезапно клапан его шатра взметнулся вверх и вошла У Линь, глаза которой сверкали гневом, а походка была твердой и решительной.

— Вы уже обедали? — осторожно спросил он.

Она покачала головой.

— Нет, у меня сейчас нет аппетита, благодарю вас. Я слишком раздражена.

— Что же произошло?

Голос ее дрожал от ярости.

— Мне нанесли ужасное оскорбление! Мой шатер поставили вместе с палатками полковых шлюх. Я причислена к их контингенту.

Мэтью был поражен.

— Кто мог принять такое решение?

— Не знаю и не хочу этого выяснять, — сказала она, надменно вскидывая голову. — Я, правда, пыталась поговорить с генералом Вень Бо, но часовые не пустили меня.

— Может быть, я смогу помочь вам, — поднялся Мэтью, вмиг забыв об обеде. — Идемте со мной.

Он вышел из палатки, и У Линь поспешила следом.

Штаб экспедиционного корпуса находился в двух шагах от шатра Мэтью. Наряд часовых с изогнутыми мечами пытался преградить им дорогу, но Мэтью нетерпеливым движением оттолкнул их в сторону. Один из высших офицерских чинов, уплетающий в это время обед из великолепного фарфорового блюда, что-то тихо сказал часовым, и те сразу же расступились в стороны.

Кажется, их появление не могло произвести на Вень Во, командующего корпусом, меньшего впечатления. Поговаривали, что генерал достиг столь высокого поста, несмотря на то что большую часть жизни был гражданским лицом. Карьерным взлетом он мог быть обязан устойчивому интересу, который вызывала у императора Даогуана его сестра. Она согласилась стать наложницей императора, а ее брату пожаловали высокий пост. Рядом с генералом сидел бывалый боевой офицер — он-то и являлся подлинным командующим. Генерал Бу Цунь с самой лучшей стороны показал себя в «опиумной» войне против англичан; блестяще сражался с португальцами в Макао и самолично участвовал в подавлении некоторых мятежей в провинциях. Именно он, а не его патрон, строго обратился к вошедшим:

— Что означает это наглое вторжение?

У Линь хотела было сама рассказать о случившемся, но вовремя поняла, что гораздо больше внимания будет уделено словам Мэтью. Он уже достаточно овладел китайским языком для того, чтобы собеседник мог понять его, по крайней мере в общем смысле. Это решительно облегчало ее щекотливое положение.

— Фаворитке императора и принцессы было нанесено непростительное оскорбление, — сказал он, старательно подбирая слова. — Ее шатер поставили рядом с шатрами куртизанок.

Генерал Вень Бо с отсутствующим видом накручивал на палочки длинные макаронины. Однако генерал Бу Цунь отвечал незамедлительно:

— Вся ответственность за это решение лежит на мне.

— Необходимо срочно отменить его, — запальчиво сказал Мэтью. — Особа, состоящая переводчиком при самом императоре, — благородная дама и должна повсюду встречать к себе именно такое отношение.

Генерал не собирался отступать.

— Власть второго командующего корпусом ставят под сомнение. Если я начну вносить поправки в приказы, которые сам же отдал, уважение ко мне будет подорвано. Палатка этой молодой женщины останется на прежнем месте.

Мэтью еще недостаточно долго жил на Востоке, чтобы до конца понимать, сколь значимо для китайцев то, что они называли «уважением». Впрочем, это оказывалось головоломкой не для него одного, а для многих европейцев и американцев в первый год жизни в стране. Поэтому слова генерала вывели его из себя, и он заговорил, сам того не сознавая, в неприемлемо резких тонах:

— Я требую немедленно исправить положение.

Генерал гордо выпрямился перед ним.

— Это ты от меня что-то требуешь, фань хуэй? — спросил он со злобной усмешкой. — А кто ты, чтобы чего-то требовать у одного из первых военачальников императора?

Упорство генерала казалось Мэтью совершенно нелепым, и он злился все больше и больше.

— Я не остановлюсь ни перед чем — повторяю, ни перед чем, — чтобы добиться справедливости. Если потребуется, я обращусь лично к принцессе Ань Мень.

Он знал или, по крайней мере, догадывался, что сестра императора поддержит его позицию, и не без удовольствия заметил, что глаза У Линь радостно засверкали. Она благодарила его взглядом за то, что он встал на ее защиту.