Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти

Все это косвенным образом поддерживает сочувственное отношение Неру к управленческой статике Советского Союза и коммунистического Китая. В 1930 году он считал, что Советским Союзом «управляют представители рабочих и крестьян», поэтому СССР является «в определенной степени… самой передовой страной мира» (Неру Д. Взгляд на мировую историю). В 1940-х годах он с одобрением цитировал слова Тагора о том, что СССР «свободен ото всех индивидуальных различий между одним классом и другим», а его режим базируется не на эксплуатации, а на сотрудничестве. В 1950-х годах он даже отождествлял деспотичных хозяев коммунистической России и Китая с их населением; он также считал, что Мао и его подручные защищают свободу тех, кем они управляют.

Как и его индийский коллега, премьер-министр Бирмы У Ну не осознавал опасности коммунистической экспансии. В 1954 году он с гордостью отметил внутреннюю и внешнюю мощь режима Мао. Он восхвалял китайских коммунистов за то, что они победили коррупцию и улучшили условия жизни «работавших с утра до ночи миллионов людей». И все это говорилось о режиме, который неоднократно открыто признавался в том, что насквозь пронизан коррупцией. И все это говорилось тогда, когда политика Мао, направленная на принудительное создание кооперативов, ломала хребет китайского крестьянства.

За исключением Японии, которая никогда не была гидравлическим государством, учитывая все региональные различия, мы видим, что большая часть некоммунистических стран Востока в индустриальном отношении противоречива и находится под влиянием полу- и псевдокоммунистической идеологии, которая, как показала ленинградская дискуссия 1931 года, стремится ослабить их политическую независимость.

Означает ли это, что одна за другой все эти страны, подвергшиеся идеологическому воздействию, перестанут поддаваться политической эрозии, на которую обрекла их стратегия коммунистов? Такой поворот событий вполне возможен. И хотя его последствия создадут гораздо больше проблем, чем пресловутая азиатская реставрация, в одном отношении она вполне заслуживает свое название: это будет величественная демонстрация регресса в социальном развитии.

Что будет с западным миром и со всем человечеством?

Может ли Запад помешать развитию, которое распространит систему бюрократического государственного рабства на две трети человечества? История доболыпевистской России показывает, что страны восточного типа, обладающие независимостью и находящиеся в тесном контакте с Западом, вполне способны энергично двигаться к многополярному демократическому обществу. Как уже говорилось выше, обратная трансформация во многих некоммунистических странах Востока уже началась, и, если представится такая возможность, она достигнет огромных размеров. Но хватит ли ей на это времени? И представится ли такая возможность?

Время уже истекает. И возможность, если ею воспользоваться с надеждой на успех, потребует наличия в странах Запада таких сил, которые будут придерживаться информированного и решительного отношения к тоталитаризму. Сегодня (то есть в те годы, когда создавалась эта книга) на Западе ни того ни другого еще нет.

Общественное мнение в ведущих странах Запада по поводу функций управленческой бюрократии весьма неоднозначно. Столь же противоречиво оно и в отношении формы и функции частной собственности и предприятий. Вторая промышленная революция, которую мы сейчас наблюдаем, основана на принципе многоядерного общества, обладающего крупными бюрократическими комплексами, которые взаимно – и буквально – контролируют друг друга, но, что более важно, держат под своим контролем Большое Правительство, Большой Бизнес, Большое Сельское хозяйство и Большой Труд. Однако разрушение любого комплекса из этих четырех может привести у гибели всех остальных. Во времена фашизма и националсоциализма[164] ликвидация Большого труда привела к такому усилению Большого Правительства, что Большой Бизнес и Большое Сельское хозяйство тоже оказались под угрозой [165].

А в Советской России ликвидация Большого Бизнеса и Большого Сельского хозяйства очень быстро позволила Большому Правительству подчинить себе Большой Труд.

Подобный опыт помог нам осознать, какие опасности таит в себе не контролируемая народом власть бюрократии. До какой степени можно доверять членам любой Большой группы, дорвавшейся до верховной власти? Будет ли она служить интересам народа, а не своим собственным? До какой степени можно доверять суждению официальных и неофициальных членов нашей бюрократии, которые считают коммунистическую бюрократию, обладающую монополией на власть, прогрессивной формой тоталитаризма?[166]