– В конечном итоге, ваш, господин генерал, то есть полный, список, за исключением нескольких «ватиканских имен» мы можем внедрить в папку следственной комиссии рейха и по каналам «Содалициума Пианума», – еще больше приободрил их обоих Критс. – Это сняло бы некоторые этические моменты.
– Нет уж, – отрубил Черчилль, – в данном случае крушить германские верхи мы будем сами.
– Ватиканская разведка попытается внедрять этот список тайно, путем всевозможных интриг и «подкопов», ибо таковы ее основные методы работы. А на самом деле внедрять их следует громогласно, в прессе, в радиопередачах, во всевозможных официальных заявлениях.
– Генерал абсолютно прав, – поставил точку в этом обсуждении Черчилль.
Критс едва заметно улыбнулся. Это была улыбка иезуита, сумевшего удачно использовать один из традиционных для иезуитских «агентов влияния» приемов. Он опасался, что в последний момент кто-то из этих двоих высокодостойных джентльменов устрашится информационного иудства составленного ими списка и предложит ему как представителю Ордена иезуитов все же выйти с ним на каналы ватиканской или какой-либо иной влиятельной разведки. И первым запустил пробный шар. Вновь сработало, хотя прием стар, как сам Орден иезуитов!
– Словом, через неделю жду вас, генерал, – молвил тем временем Черчилль, – с подробнейшим списком тех, чьи имена гестапо с благодарностью примет из ваших досье.
– Мы подготовим такой список, сэр. Ознакомившись с ним, фюрер будет приятно удивлен перечню имен, которые никогда раньше никакого подозрения у него не вызывали. А еще фюрер будет поражен тем, как глубоко проникли нити заговора против него во все слои общества, во все эшелоны армии и дипломатического корпуса.
– Однако тщательно отрабатывайте каждую кандидатуру претендента на виселицу в тюрьме Плетцензее. Не из жалости к этим жертвенным счастливчикам, а из опасения, что германцы могут заподозрить вас в подыгрывании. В конечном итоге, они все равно заподозрят, но уже тогда, когда в наступлении на германскую оппозицию мы почувствуем себя союзниками.
– Это уже вопрос нашего профессионального мастерства.
– Только что вы, генерал, сами произнесли эти слова: «профессионального мастерства». Так не скупитесь же на имена, чины и титулы, О’Коннел; во имя Англии, не скупитесь!
19
Вернувшись после «вебельсбергского съезда» в Берлин, Гитлер тотчас же приказал собрать у него всех генералов и некоторых старших офицеров, отвечавших за строительство «Регенвурмлагеря», «Альпийской крепости» и всех прочих редутов, вплоть до особого, Берлинского укрепленного района. А также тех генералов, чиновников из «Трудового фронта» и промышленников, которые ведали производством и поставками строительных материалов.
В этот раз сам фюрер говорил очень мало, зато выслушивал молча и терпеливо, почти не прерывая, что случалось с ним крайне редко. Просто теперь он хотел знать истинное положение дел на «инженерном фронте» и знать мнение своего инженерного корпуса о сроках создания укрепленных районов, их мощности и надежности. Однако то, что ему пришлось услышать от инженеров и промышленников, уже не порождало у фюрера ни новых надежд, ни даже успокоения.
Одни, как командующий инженерными войсками в районе «Альпийской крепости» генерал-лейтенант Пауль Кренц, беззастенчиво лгали, уверяя, что доты, которые предусмотрено в ближайшее время возвести в альпийских предгорьях, вдоль основных дорог, будут создаваться по новым проектам и окажутся совершенно неприступными для врагов; другие, как командующий такими же войсками в районе «Регенвурмлагеря» генерал-лейтенант Фрицринг, подготовили целые петиции с претензиями ко всем своим поставщикам, и буквально рвали и металл по поводу их непорядочности, непунктуальности и игнорировании нужд подземной базы СС. Причем все это, конечно же, объяснялось «предательством отдельными лицами интересов рейха и непониманием задач, поставленных перед ними верховным командованием».
Только владелец крупного металлургического концерна барон Фридрих Флик сидел неподвижно, гордо выпрямив спину и полуприкрыв глаза подергивающимися ресницами. Теперь он уже был основным поставщиком оружия для вермахта и спокойно мог почивать на лаврах, время от времени предаваясь созерцанию картин в своей немыслимо огромной коллекции полотен, собранных чуть ли не со всего мира. При этом «стальной барон» был уверен, что не оружие, которое вскоре исчезнет вместе с его носителями на полях сражений, а именно картины, являются наиболее надежным способом вложения капиталов[22].
После речи пятого или шестого оратора Гитлер вдруг почувствовал, что крайне устал и начал терять нить восприятия этих людей, как и смысл самого этого собрания. Но еще нескольких генералов он выслушал со всем возможным терпением, на которое только был способен.