Восток – дело тонкое…

– «Да обычные суслики. Здесь их полным-полно, какое-то природное скопление, наподобие местного аула».

– «И куда же они деваются, когда я к ним начинаю приближаться?».

– «В норах они живут, там и прячутся от опасности, в том числе и от людей. А если застанешь их далеко от норы, то у них припасены запасные норы – не такие глубокие, как жилые, пологие и только с одним ходом. Из таких-то нор их легко ловить. А вот в основной норе они роют несколько выходов: и крутые – почти вертикальные, и пологие. Вот из тех нор добыть их трудно: надо чтобы у каждого выхода подкарауливал человек. А одному поймать суслика из постоянной норы практически невозможно».

– «И как же их ловят, как выгоняют из нор?».

– «Водой! Наливают в нору несколько вёдер воды, и суслик, как миленький, вылезет из неё! Кроме того, что вода заливает нору и суслику становится нечем дышать, он ещё и просто боится её. Какое-то у него природное неприятие воды, может быть потому, что живёт в сухой норе, или ещё почему, я уж не знаю».

– «Ты, похоже, давно и хорошо знаешь сусликов и их повадки: чего они боятся, как их ловить? Наверное, много ловил?».

– «Да что ты! Я и увидел-то живого суслика в первый раз здесь, в Средней Азии, а до этого и понятия не имел, что это за зверь такой! Как их надо добывать слышал, а вот сам ловил только один раз вместе со всей нашей гидрогеологической партией в прошлом году».

Я заинтересовался и попросил рассказать про эту охоту на сусликов: «Всей партией? Зачем же вам было столько зверьков? Сдавали что ли их куда? Расскажи, пожалуйста». Но Михаил неожиданно заартачился, насупился и начал отнекиваться, сначала лениво и неохотно, а затем, когда я стал настаивать, он пресёк мои просьбы грубо и зло: «Отстань, пока я не начал ругаться! Сказал, не буду рассказывать, значит, не буду!».

Своим решительным отказом Миша до крайности заинтриговал меня. Я терялся в догадках, почему этот доброжелательный человек так воспротивился, и даже разозлился на столь простую просьбу. Однако до меня дошло, что настаивать бессмысленно, и в случае продолжения этой темы беседы, кроме окончательной ссоры с Мишей, ничего не получу. Я перевёл разговор на нравы и обычаи коренных жителей Средней Азии, Миша успокоился, и наш диалог постепенно вернулся в спокойное русло. Но я, конечно, не забыл этого разговора, и уже позже, после возвращения в посёлок Разведчиков, насел на Кудасова и упросил его поведать историю этой охоты, после столкновения с Мишей ставшую просто загадочной. После очередного вечернего бокала местного сухого виноградного вина Кудасов согласился рассказать эту историю, правда, без особого энтузиазма.

А дело было так. Буровые самоходки его партии пытались добраться до воды в одном из районов Узбекистана. В то время организация из Таджикистана могла свободно работать не только в Узбекистане, но и в любом районе Средней Азии и всего СССР. Буровые уже несколько дней стояли без дела, потому что снабженцы никак не могли подвезти обсадных труб и некоторого другого инструмента для бурения. Делать было нечего, развлечений в полевых условиях не было и не предвиделось в обозримом будущем никаких, и народ заскучал. Время от времени по вечерам устраивали небольшие застолья с местным сухим вином, но стояла страшная жара – днём, и даже вечером была такая духота, что на спиртное никого особенно не тянуло.

Неизвестно, кому первому пришла в голову мысль, заняться ловлей сусликов. Надобности в них не было никакой, поэтому решено было устроить смешное шоу с участием этих водобоязненных созданий. Уже сообща разработали сценарий действия. Для спектакля наметили использовать небольшой пруд, находящийся недалеко от полевой базы гидрогеологов. На небольшом расстоянии от этого водоёма начиналась колония сусликов, занимавшая обширную территорию. Сотрудники партии встали в оцепление двумя рядами, начиная от пруда. Расстояние между людскими цепочками было около двадцати метров. На противоположном конце, цепочки почти вплотную (насколько позволял жар) упирались в специально разведённый для такого случая, огромный костёр. Таким образом, часть поселения зверьков оказалась окружённой: с двух сторон – рядами людей – организаторов и, одновременно, зрителей шоу в одном лице, предвкушавших редкое развлечение, с третьей – огромным костром, а замыкал полное оцепление колонии сусликов – пруд с водой, которую эти зверьки боялись «как огня».

У берега пруда на воду были положены обрезки досок – этакие миниатюрные плоты. Эти дощечки и были основным реквизитом предстоящего спектакля. По разработанному плану, сусликов по одиночке выгоняли из нор, заливая туда по нескольку вёдер воды. Выйдя на поверхность земли, зверёк оказывался в кольце окружения, и у него оставался только один путь – на плотик пруда. Суслик забегал на мокрую дощечку, иногда даже чуть-чуть притапливая её, и останавливался, потому что дальше бежать ему было некуда. Плотик от толчка зверька немного отплывал от берега. Потом один из участников зрелища дополнительно отталкивал кусок дощечки с несчастным сусликом длинной палкой немного подальше от берега, чтобы зверёк не смог допрыгнуть до земли (хотя, с такой ненадёжной опоры он не смог бы и просто прыгнуть, не перевернувшись и не упав в воду), и начиналась основная часть потехи.

Мокрые, дрожащие от холода, насмерть перепуганные зверьки, плавали на маленьких качающихся, в любую минуту готовых перевернуться дощечках, стараясь сохранить равновесие и удержаться на них. При этом они смешно перебирали лапками по мокрым или покрытым водой деревянным поверхностям своих «судёнышек», затравленно, с непередаваемым ужасом в глазёнках-бусинках озирались по сторонам и непрерывно издавали какие-то высокие звуки – писки. То ли это были сигналы тревоги для остальных членов популяции, то ли таким образом они переговаривались с другими «капитанами», то ли суслики издавали их от ужаса и безысходности, а, скорее всего, они включали в себя все причины сразу.

Вот это-то зрелище и веселило публику. Сотрудники партии от души хохотали над неловким топтанием сусликов, перебирающих короткими лапками на качающихся дощечках. Зрители тыкали пальцами в сторону арены – пруда, показывая друг другу то одного, то другого особенно выделявшегося смешного зверька. Некоторые из сусликов выделывали просто немыслимые кренделя, чтобы сохранить равновесие и не упасть в воду, другие начинали издавать наиболее несуразные отчаянные звуки, третьи строили самые уморительные гримасы. В общем, посмеяться было над чем, а уж душевные переживания диких зверьков никого не трогали.

Общее настроение толпы довольно точно выразил один из буровых мастеров партии. Он авторитетно заявил, засомневавшемуся было в правильности действий сотрудников по отношению к сусликам, молодому геологу: «Да брось ты переживать! Какая-такая душа может быть у этих смешных, нелепо дёргающихся существ!? И что там они могут чувствовать, эти неразумные зверьки!? Да они просто созданы для увеселения людей! Ни в одном цирке не увидишь подобного представления, да ещё бесплатно! Ребята тут от тоски сдыхают, так хоть немного развлекутся. И потом, со зверушками ведь ничего не случится. Поплавают на плотах, пристанут к берегу, да разбегутся по своим норам. Там обсохнут, успокоятся и будут дальше жить-поживать, как ни в чём не бывало. А нет, так новые выроют. В крайнем случае, упадут в воду, вымокнут, да перепугаются, не более того. Никто же их не убивает и не избивает, даже специально не запугивает. До них даже пальцем никто не дотрагивается!».

Веселье было в самом разгаре, когда на арену – оцепленную людьми, огнём и водой площадку – вышел из очередной залитой водой норы ещё один мокрый, сотрясаемый дрожью суслик. Сначала он, как и все его предыдущие сородичи – невольные участники потехи, торопливо и затравленно, со страхом озирался. При этом он беспрерывно нюхал воздух, быстро работая ноздрями и смешно шевеля маленькими усиками, и мелко дрожал: то ли от холода, то ли от страха. Особенно долго он рассматривал своих соплеменников, уже барахтавшихся на раскачиваемых ими же самими дощечках. Миниатюрные плоты медленно передвигались по поверхности прудика, создавая небольшие волны, которые, складываясь, образовывали небольшую постоянную рябь на всей поверхности водоёма.

Суслик застыл, как будто окаменел, внимательно рассматривая своих несчастных товарищей и слушая, издаваемые ими отчаянные звуки – писки. Через несколько минут он вдруг перестал дрожать и озираться по сторонам. Прямо и неотрывно он глядел на сусликов, продолжая лишь беспрерывно шевелить усиками, нюхая воздух. Его мордочка уже не выражала ни страха, ни беспокойства. Зверёк стоял задумчивым столбиком, как было принято у его собратьев в спокойном, изучающем окружающую обстановку состоянии.