Восток – дело тонкое…

Во время перестройки каторжная работа в поле, которая была сродни рабскому труду негров на плантациях, перестала приносить большую прибыль, а иногда и просто – прибыль. Корейскую молодёжь это совершенно не устраивало, и она быстро перестроилась под требования «рыночной экономики». Корейские парни моментально сориентировались в мутном потоке разваливающейся экономики СССР и стали работать брокерами, дилерами, менеджерами, посредниками разных мастей, которые делали деньги из воздуха, ничего не производя. Опыт многих предыдущих поколений по уходу за определёнными сельскохозяйственными культурами и выращиванию больших урожаев, им не пригодился. Старики продолжали обрабатывать небольшие поля, но молодёжь равнодушно отвернула свой взор от рисовых и луковых полей и безвозвратно покинула отчие «плантации», не дающие ничего, кроме бесперспективной, низкооплачиваемой изматывающей работы в тяжелейших условиях.

Эту метаморфозу в деятельности русских корейцев смело можно занести в список материальных и моральных потерь сельского хозяйства СССР во время, и – после перестройки социалистической экономики, на – «рыночную». Хотя предыдущая деятельность русских корейцев, происходившая в социалистическом хозяйстве и бесславно утраченная ныне, как раз и была настоящим рыночным производством и совершенно не нуждалась ни в переделке, ни, тем более, – в полной отмене и забвении. Вот как раз её-то и нужно было пытаться поддержать всеми возможными способами. Но после краха экономики СССР, базирующейся на добыче и продаже сырья: нефти, газа и других полезных ископаемых, – никому дела не было ни до какого производства, в том числе и всегда востребованного – сельскохозяйственного. И уникальный опыт корейцев по выращиванию двух богатейших урожаев в год риса, лука, других культур в среднеазиатском регионе бывшего СССР, тихо и бесславно умер, растворился, как мягкий животворящий туман под палящими беспощадными лучами солнца «перехода на рыночную экономику».

Совхозные «несуны» обрадовались и подарили нам две огромные спелые ароматные продолговатые дыни. Владимир, удовлетворённо ухмыльнувшись, положил дыни в машину, и мы поехали дальше. После нескольких минут дыни наполнили кабину машины аппетитным ароматом, сильнее, чем на дынной бахче при лёгком ветерке! У ближайшего водоёма остановились, постелили покрывало, газеты, чтобы полакомиться добытым деликатесом. Наш шофёр покрутил в руках дыни, тихонько противно хихикнул, крикнул: «Плохие дыни!» и выбросил их в прудик. Дыни исчезли под водой, мы с Лешей опять, как и в змеиных прудах, ахнули, хотели повторить шофёру ранее озвученный нецензурный малый матросский загиб на пять минут без повторений, но тут наши дыни всплыли под ехидное хихиканье весёлого экстремала.

Не дожидаясь новых экспериментов, мы с Лёшей быстро разрезали и принялись методично и безостановочно поедать дыни. Пиршество продолжалось до тех пор, пока все не объелись и не отвалились на покрывало чуть живые! Дальнейший путь проделали без приключений и на рассвете, высадив у деревянного одноэтажного общежития Б. К., уже в самом посёлке Гаурдак, подъехали к дому Владимира. Он поселил нас на второй этаж своего коттеджа. Дышать там было нечем, несмотря на открытые настежь окна и двери. В доме был кондиционер, но только на первом этаже, в нашей же комнате это никак не ощущалось. Однако мы до того устали и от бессонной ночи, и от дороги, и от многочисленных приключений и впечатлений, что моментально уснули в отведенных нам апартаментах!

10. В Туркменском посёлке Гаурдак

Утром, проснувшись, уже более или менее отдохнувшие, провели тщательный осмотр места нашей дислокации. Аккуратный, красиво и со вкусом окрашенный в яркие тона, преимущественно зелёные и жёлтые, двухэтажный дом с пристроенной к нему обширной летней верандой (можно подумать, что здесь когда-нибудь бывало не лето!) был увит по самую крышу виноградом. Заметно было, что окраской и интерьером коттеджа занимался профессионал. Белые, чёрные, зелёные, бордовые, сизые грозди разных сортов винограда висели, перемежаясь, вокруг всего дома. На крыльце стояла чистая тарелочка, на которой лежали большие ножницы. Мы с удовольствием срезали по кисточке винограда, Лёша – белого муската, а я – черного кишмиша (терпеть не могу виноградные косточки, замучаешься плеваться ими, а разжёвывать и есть их, как делают некоторые, не умею и не люблю).

Наконец проснулся и Владимир, пригласил нас за стол во дворе, поставил на стол ледяное шампанское. Подошла его красавица – жена, блондинка со светлыми зелёными глазами. Она привела за руки двоих светловолосых, белокожих, светлоглазых, ангельского вида детей. В полной тишине, с почти физическим напряжением, висящим в воздухе и, кажется, осязаемым даже руками, быстренько позавтракали. С большим облегчением мы с Лёшей расстались со своим «благодетелем» и пошли, наконец, в местное общежитие, навещать, оставленного там утром БК. Я догадывался, чем была вызвана напряжённость за столом.