Восторг

Наклонившись, он помог Джиму вылезти, ничего странного, будто парень всего лишь страдал нарушением суточного ритма организма или же гастроэнтеритом[139]. И Херон умудрился взять себя в руки. Хотя он трясся, если знать, где искать проявления дрожи, парень самостоятельно дошел до двойных дверей в нижнем холле, каждый шаг был размерен и умышленно тверд.

«Эдриан» быстро подошел к нему, большими шагами сокращая расстояние, обернул руку вокруг парня, помогая ему оставаться на ногах.

Почему-то она не считала совпадением, что мужчина у мотеля был связан с Хероном. Но сейчас едва ли подходящее время задавать подобные вопросы.

И это было жутковато. Люди, входившие и выходившие через двойные двери, даже не смотрели на Джима… и, похоже, не потому, что были тактичны.

Как они могли не заметить кого-то, выглядевшего таким пьяным и не способным стоять на ногах? Ведь подобные вещи всегда привлекают людские взгляды.

Словно парня здесь вообще не было.

Странное предупреждающее покалывание задело нервные окончания на шее…

В этот самый момент Эдриан обернулся через плечо, его глаза мерцали, совершенно не походя на человеческие… но в них не было угрозы.

– Мэлс, ты идешь?

Встряхнувшись от глупости, она подошла к лестнице и присоединилась к трем мужчинам у лифта.

– Да, я здесь.

Недостаток кислорода, очевидно, оказал влияние на ее мозг… а, может, после последней пары дней ее надпочечники просто пребывали в состоянии повышенной тревоги, и кто мог их винить? С другой стороны, нет причин пропадать в стране грез. Джим Херон не невидим. Люди не вели себя странно. И незачем превращать жизнь в книгу комиксов, где у людей есть магические способности.

Она журналистка, в конце концов… а значит, беллетристика не для нее.

Поднявшись на лифте на первый этаж, им пришлось совершить еще один переход через ковер, а затем вновь поддерживать Джима как учившегося ходить ребенка. К счастью, большинство людей, стоящих вокруг в ожидании, были вымотанными туристами, и даже если кто-то проедет на роликах в костюме клоуна, бренча на гавайской гитаре, они вряд ли заметят.

Да, вот почему на них никто не обращал внимания.

Когда у тебя синдром смены часовых поясов и отвратное самочувствие, на других людей тебе попросту плевать.

– Мне нужна ванная, – прохрипел Джим.

– Две минуты, – ответил Эд.

Двери лифта проворно открылись, сам он быстро поднялся, они и опомниться не успели – и пока не начался беспорядок – как оказались на шестом этаже, волоча ноги, почти подпрыгивая, чтобы доставить неминуемое извержение поближе к туалету Матиаса.

Как только они вошли в номер, Джим с Эдрианом исчезли в уборной. И она осталась с глазу на глаз с…

– Прости.

Когда Матиас заговорил, она вздернула брови. Учитывая его хмурый взгляд, он явно все еще психовал, поэтому извинение – последнее, чего она ждала.

– Ты права. Мне не следовало вот так накидываться на тебя. – Он запустил руку в волосы и взъерошил их. – Мне все труднее не думать о тебе как о своей… а значит, появившись в изолированном месте и увидев тебя всю мокрую, замерзшую и, очевидно, ошеломленную, я почувствовал себя так, будто подвел тебя, потому что меня не было рядом.

Так, теперь ей хотелось разинуть рот от удивления.

– Ты сильная женщина и можешь позаботиться о себе… но это не значит, что я не стану реагировать как типичный парень, чьей женщине причиняют боль или подвергают опасности. Я импотент, но не бесполый. – Он выругался. – Не говорю, что это правильно, но такова правда.

Матиас посмотрел ей прямо в глаза.

И в повисшей тишине она могла сказать лишь… «Я тоже тебя люблю».

Потому, что именно это он говорил ей прямо сейчас… это было видно в его твердом взгляде, его спокойных, важных словах, гордой линии подбородка.

Боже, он так сильно напоминал ей отца: сначала стреляй, потом задавай вопросы, но всегда называй вещи своими именами.

– Все нормально, – хрипло сказала она. – Я знаю, что в последнее время вещи выбились из привычной колеи. Все на взводе.

На этой ноте для нее было шоком осознавать, что ей хотелось сказать мужчине эти три слова… но она не поддалась импульсу. Было… слишком рано. Как давно они встретились? Два дня назад? Три?

Внезапно он начал выписывать круги, трость наклонялась под крутым углом, указывая, что ему было больно. Остановившись у окна, Матиас раздвинул шторы и выглянул на улицу. Не для того, чтобы полюбоваться пейзажем, догадывалась она. Ему нужен был предлог, чтобы постоять на одном месте.

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, – резко сказал он.

– Что?

– Я хочу, чтобы после моего отъезда ты начала пристегиваться.

Пару секунд Мэлс не отвечала, напоминание о том, что он оставляет ее, ударило словно пощечина.

– Эм…

Он обернулся через плечо.

– Мэлс, я серьезно. Ты сделаешь это ради меня?

Мэлс подошла к кровати и села на нее, разум наполнили случайные мысли: ей очень хотелось принять душ… Боже, она надеялась, что никто не найдет ее одежду прежде, чем она вернется за ней… она действительно зашла в «Мариот» как проститутка – без нижнего белья под дождевиком?

Все это – просто когнитивный диссонанс, стратегия уклонения от вопроса.