Восторг

Решив взять себя в руки, она сказала:

– Ты знаешь, почему я не пристегиваюсь?

– Умереть хочешь?

– Мой отец был пристегнут, и именно поэтому погиб в аварии. – Когда Матиас медленно повернулся, она кивнула. – Ремень удержал его на месте. Без него он бы спрыгнул с сиденья, и половина его тела не была бы размозжена. Понимаешь, его машина врезалась в один из тех эвакуаторов, перевозящих оборудование для работ на лужайках. И металлический край пронзил дверь. Когда парамедики добрались до него, он все еще был жив, потому что сдавливание замедлило потерю крови. Черт, он даже был в сознании. Он… – Ей пришлось кашлянуть. – Он знал, что умрет в той чертовой машине. Как только его вырежут, он истечет кровью… и он… он зналэто. Он был в сознании и все понимал… должно быть, ему было чертовски больно. Я не… я не знаю, как люди ведут себя в подобных обстоятельствах. Но знаешь, что сделал он?

– Расскажи, – тихо произнес Матиас.

На секунду Мэлс задумалась о последовавшей стычке в кабинете сержанта – когда его босс отказался посвящать ее в детали смерти отца.

Но, черт подери, она была дочерью Кармайкла и имела право знать.

– Во-первых, он хотел убедиться, что подозреваемого задержали… и разозлился, узнав, что вместо преступника коллеги сосредоточились на нем. – Мэлс пришлось чуть засмеяться. – Затем он… он заставил их поклясться, что моя мать никогда не узнает, как он погиб. Он хотел, чтобы она думала, будто все случилось мгновенно… именно в это она и верит. Я – единственный член семьи, который знает, как… как сильно он страдал. Наконец, он сказал им присматривать за Мамой… он действительно беспокоился о ней. Но не обо мне. Он не волновался обо мне, сказал он. Я была крепкой, как он… была его сильной, независимой дочерью…

Когда Мэлс замолчала, на глаза навернулись слезы.

И тихо стекали вниз.

Она вытерла щеку.

– Когда я узнала, что он думает обо мне… я никогда не гордилась собой сильнее.

Наступила секунда тишины. Затем еще одна. И многие другие.

Странно, подумала она. Тот момент в кабинете сержанта изменил ее жизнь, и все же она разделила его на мгновения и заморозила как часть прошлого, которое оставляют позади.

Но теперь, в этом гостиничном номере, пока Матиас неотрывно смотрел на нее, а Джим Херон опорожнял желудок по другую сторону стены… все начало переплетаться, прошлое и настоящее, словно пара вагонов, сблизились достаточно, чтобы стало возможным их закрепить.

Она заставила себя сосредоточиться.

– В любом случае, с тех пор, как я узнала подробности, я не могла… – Мэлс прокашлялась. – Это не желание умереть… называй это парадоксом логики, возможно, но я не хочу умирать.

Бог свидетель, умирать она не хотела.

Когда Матиас подошел к ней и сел рядом, она приготовилась услышать всевозможные «Но тебе же известна статистика, велика вероятность, что ты не окажешься в той же ситуации, что и он, бла, бла, бла».

Вместо этого он обнял ее.

Это странно потрясало, – доброта, защита, молчаливое понимание.

– Я никому раньше об этом не говорила, – сказала она, прижавшись к его груди.

Мэлс почувствовала, как он целует ее в макушку, и, дрожа, она отдалась его силе… и это было феноменально.

Она понятия не имела о грузе, который в одиночку носила на плечах все эти годы.

Забавно, они сидели близко друг к другу, тепло их тел усиливалось, и Мэлс решила, что он признался ей в любви, принеся извинения… и она ответила ему этой историей.

И это доказывает, что основательные вещи могут быть сказаны с использованием множества словарей.

– Ему нужно прилечь.

Когда Эдриан заговорил, стоя в дверном проходе в ванную, Матиас крепче обнял ее.

– Он может лечь на этой кровати.

– Спасибо, приятель.

Мэлс собралась встать и удивилась, когда Матиас не отпустил ее. И затем они вдвоем оказались у окна, на кресле с подголовником и скамеечкой для ног, и Мэлс распростерлась на его теле.

Будто он не мог вынести того, что нужно ее отпустить.

И она чувствовала то же самое.

Глава 40

Эдриан поднес Джима к кровати и уложил на нее его измученную задницу. Бедняга весь трясся, его скелет бился о клетку из кожи, пытаясь вырваться… но, по крайней мере, желудок его больше не беспокоил.

Выпрямившись, Эд обвел взглядом комнату. Матиас с Мэлс вместе сидели в кресле, женщина положила голову мужчине на плечо.

Было чертовски ясно, что Девина попыталась выкинуть что-то с журналистской, а Джиму, очевидно, это не понравилось. Невольно начинаешь гадать, в каком состоянии пребывала Девина.

Кстати о хромоте. Ангел мог лишь надеяться.

– Ребята, хотите еды? – спросил он голубков.

– Ему разве врач не нужен? – парировал Матиас.

– Только время.

– Что с ним?

– Едой отравился.

– Чушь собачья.

Эд многозначительно посмотрел на Мэлс и не сказал ни слова. Не потому, что не уважал журналистку или из-за того, что она представляла слабый пол. Матиас был одним из них: он побывал в Аду и знал Девину, даже если совсем ее не помнил. Он был также безнадежно впутан во все это.