Вот брат твой!..

Яшка не врал. Если желающих купить шкуру и мясо было достаточно, то сало и желчь шли нарасхват. Салом лечили многие болезни у самих себя, а кроме того, им пользовали и скотину, особенно лошадей, заживляя салом всякие потертости. Но больше всего ценилась желчь. При любом недомогании пили ее, и все как рукой снимало. Наиболее сильным действием, как уверяли знатоки, обладала желчь от медведиц, за которую платили не торгуясь.

Этим Яшка и соблазнял теперь Костю, зная, что тот никогда не откажется от денег. Обещал вооружить его, отдать свою берданку и научить стрелять.

Костя отнекивался недолго. Хмель Яшкиных радужных планов ударил ему в голову, и он сказал, что ладно, в этом же месяце и уволится. Отработает две недели — и баста.

Но, как говорится, гладко вписано в бумаги, да забыли про овраги — на деле все оказалось значительно сложнее. Медведя надо было найти, выследить и убить, а Костя вел себя в лесу как на лесопилке — орал во все горло, курил и гремел чем только можно, и Яшка лез на своего помощника с кулаками, приучая его к порядку. Слава богу, дело скоро пошло, и Костя со своим умением все видеть и замечать оказался настоящей находкой. Он даже Яшке подсказывал такие вещи, которые тот упускал из виду, несмотря на свой опыт. Опыт вообще, то есть знания лесной жизни, был, но что касается медвежьей охоты — тут Яшка тоже был новичком. Нетрудно было застрелить медведя, в чем он уже убедился, а вот как его выследить? Сколько раз новоиспеченные медвежатники ходили по медвежьим следам, но ни разу так и не встретились со зверем. Дни тратились бесполезно, в погоне за тем, чего не видели и глаза, но если на Яшке, которого кормили дома, это никак не отражалось, то Костя, живший буквально на подножном корму, стал все чаще ворчать и предлагать Яшке свои варианты быстрого обогащения. Заткнись, обрезал его Яшка, у тебя один вариант — воровать. Ты лучше гляди в оба.

Настойчивость — великое дело: в один прекрасный день они вышли-таки на медведя, который ловил на перекате рыбу. Забыв про все, бегал по берегу, с шумом кидался в воду, стараясь поддеть когтистой лапой рыбину. Тут Яшка не мог сплоховать. Вспомнил какой-никакой опыт, зашел медведю против ветра, а уж насчет застрелить — об этом и говорить нечего, повалил с одного раза.

Медведь оказался не крупным, но и не мелким, пудов на восемь, и, когда Костя, взявшийся сбыть шкуру и мясо, принес деньги, обоим досталось изрядно. Яшка отнесся к этому более или менее сдержанно, алчность еще дремала в нем, зато Костя был на седьмом небе — за один день заработал столько, сколько на лесопилке платили за месяц.

На радостях выпили. Это была первая выпивка Яшки за два последних месяца, и он захмелел и вернулся домой качаясь.

Маркел, увидев сына пьяным, весь потемнел. Он уже поверил, что Яшка перестал думать о водке, что весенний загул был всего лишь случайным эпизодом в жизни неоперившегося подростка, а оказалось вон как — опять в зюзю. Опять, чай, с цыганом схлестнулся, пропади он пропадом!

Как видим, здесь Маркел угадал точно, но разве он мог догадаться об остальном? Узнай он истину — и Яшкиным делам пришел бы конец, но полное неведение уводило Маркела в сторону от главного вопроса. Им он считал Яшкино пьянство, но и тут во всем обвинял Костю, сбивавшего, как ему казалось, сына с пути, а потому Маркел не стал набрасываться на Яшку, подумав: пусть проспится, утром поговорю.

Но утром Яшка лишь хмуро молчал и думал только об одном: чтобы отец побыстрее отвязался. На послеобеда была назначена встреча с Костей, и Яшка знал, что тот явится, как всегда, с бутылкой и можно будет опохмелиться. Маркел, видя полное равнодушие сына к его словам, отступился от него, и Яшка тут же ушел. Даже не сказал, куда, что больше всего обидело Маркела, который чуть не плюнул Яшке вслед. Никаких надежд исправить сына не оставалось, говори не говори, он знай свое делает; единственное, за что еще хватался Маркел, была мысль о зиме. Зимой начнется охота, и, может быть, в лесу Яшка снова станет человеком. Там некому сбивать с пути, все при деле. Это сейчас гуляй сколько хочешь, вот он и поддался своему пропойце цыгану. А не будет его, и Яшка выправится.

Маркел торопил дни и утешал себя извечным мужицким утешением: бог даст, пронесет, авось повернет в другую сторону. И точно — повернуло.

Несмотря на полную внутреннюю схожесть, Яшка и Костя в обыденной жизни были людьми абсолютно разными. Яшка был вспыльчив, хотя с первого взгляда и не казался таким, тяготел к угрюмству и необщительности. Все держал в себе, не пускаясь ни в длинные разговоры, ни в объяснения, к деревенским слухам и пересудам не прислушивался, узнавая обо всем в последнюю очередь.

Костя, наоборот, принадлежал к той породе людей, которые встревают всюду и не пропускают ни одной маломальской новости. Он-то и принес весть, сразу взбудоражившую Яшку.