Вот и я, Люба!

Перекусить накоротке успеваем лишь раз и то только в перерыве между душем и новым прорывом нашей обоюдной страсти.

О сне ни я, ни Степушка не вспомнаем до самого утра. Нас обоих зашкаливает от чувств и желания обладать друг другом. Нам мало нас.

Мы, как путники в пустыне, дорвавшиеся до источника воды в оазисе, хотим напиться друг другом. Наша жажда перерастает в жадность.

Если бы было возможным, мы бы иссушили друг друга в эмоциональном плане.

Переживаемые и пережитые нами этой ночью физические и душевные эмоции я сравнила бы с катарсисом.

На рассвете, несмотря на бессонную ночь и огромное физическое напряжение, я чувствую себя лёгкой, как пушинка.

В моей голове, до момента пока Степушка не начает собираться, мысленная эйфория.

Из моей памяти даже практически выветривается информация, озвученная Степаном за едой, что он месяца на два уедет в командировку.

Нет, она в моем мозгу все же находится, но воспринимается мной как нечто эфемерное, не относящееся к нам со Степушкой.

Будто это кто-то другой, а не мой любимый мужчина должен отправиться в какую-то даль несусветную на время, которого в человеческой жизни и так очень мало.

Правда жизни падает на меня гранитным камнем в небольшом коридорчике.

Смотрю на то, как Степан собирается. С каждым его выверенным движением мое самообладание все больше покидает меня. Стараюсь держать свои эмоции в себе, а себя в руках.

Моё прикусывание щеки, покусывание губы до боли, постоянные сглатывания горькой слюны, проталкивание кома в горле, промаргивание глаз для размазывания настырных слез, — все это уже совсем не помогает сдерживать истерику, которая, нарастая, готова из снежного кома превратиться в лавину, сносящую все на своём пути.

— Что с лицом, Любушка — любимая моя? — Степа произносит эту фразу с такой нежностью, что в моем горле застревает ком, сердце сжимается до размера грецкого ореха, а желчный устраивает горький салют, который начинаю ощущать в своём рту.

Уже из последних сил, но все ещё пытаясь сдержать себя, пристально наблюдаю за тем, как Степа застегивает военную куртку и надевает на голову каракулевую шапку.

В это момент моя выдержка пугливо выпрыгивает из меня и рассыпается в прах.

В одну секунду падаю на колени, обхватываю руками ноги Степана, головой утыкаюсь в его бедра и начинаю, рыдая, причитать.

— Степушка, я люблю тебя! Родной мой, люблю больше жизни! Не смогу без тебя жить! Ты мне нужен, как воздух! Я погибну без тебя! Христом Богом прошу тебя, умоляю, откажись! — вою, как полоумная, вцепившись ладонями в его военные штаны. — Зачем тебе в эту командировку? Не нужна она тебе! Не нужна-а-а! Милый мой! Любимый мой! Любовью своей тебя умоляю-ю-ю! Откажись! Не уезжай. Люблю тебя, Степушка! Очень люблю-ю-ю! Люблю, понимаешь! Не бросай меня! Умоляю-ю-ю!

В запале истерики моё тело начинает пробивать крупная дрожь, мой голос срывается на сип, рыдания переходят в икоту.

Не вижу выражение лица Степана, но чувствую его нерв по движениями ладоней, поглаживающих мою голову.

Проходит какое-то время, прежде чем мужчина с глубоким вздохом опускается рядом со мной.

Без всяких слов хватая меня своими сильными руками в охапку, он одним ловким движением поднимает моё опустошенное истерикой тело.

Я обнимаю его за шею, утыкаясь лицом в его грудь. В моей душе все же тлеет маленькая искорка надежды, услышать всего одно слово "остаюсь".

— Малышка — моя! Любимая — моя! Любушка — моя! Ну вот и дождался я слов, о которых мечтал много времени! Спасибо тебе, сладкая — моя, что любишь меня! — успокаивающе поглаживая спину и занося в кухню, шепчет в область моего уха Степан. — Я тебе уже не раз говорил и демонстрировал, что лучшее лекарство от женской истерики — это секс. Как знал, что придётся на ход ноги лечить женщину свою членом животворящим.

Последнюю фразу Степан произносит без всякого смеха в голосе. В этот же момент ставит меня на пол, разворачивает и опирает мое тело животом на обеденный стол, разводит мои ноги в стороны, проводит ребром ладони по лону, пальцами нажимая и щекоча клитор.

Издаю тихий и скулящий вдох-выдох, закрываю глаза, из которых продолжают течь слезы, утробно и тоскливо стону, принимаю в себя "лекарство" Степана.

Лечит меня мужчина жестко и порывисто. Разрядка приходит неожиданно быстро. Удовлетворив и вытерев нас обоих, Степа, развернув меня к себе, нежно и бережливо прикладывается к моим ггубам. Заглядывает в мои в глаза с надёжной.

— Любимая моя Любушка, чувствую, что ты успокоилась, значит, лечение прошло успешно! — похихивая, прижимая меня к себе, поглаживая мою спину и целуя меня в макушку, произносит Степан. — И все остальное, милая — моя, тоже будет хорошо. Два месяца пролетят быстро. Не переживай напрасно. Я к тебе, любовь — моя, обязательно вернусь живым и здоровым! Верь мне, Любаша! У нас впереди долгая и счастливая жизнь!

Глава 26

Утром встала в абсолютно разбитом состоянии и настроении. В зеркале ванной комнаты, увидев свое отражение, не без сарказма решила, что красота все же страшная сила.