Вот и лето прошло...

Я промолчал, но не безразлично, а сочувственно: мол, конечно, знаю, самому порой побриться времени нет. Без этого самого шиньона Таня выглядела гораздо моложе. Только если всмотреться в еле-еле, но все же наметившуюся паутинку морщин у глаз и губ, можно было заметить ее реальный возраст женщины около тридцати. Впрочем, я всматриваться не стал, не за этим я сюда явился. Я приглядывался к окружающей обстановке.

Комната Тани была небольшая, но просторная, мебели мало — только традиционная стенка, журнальный столик с двумя креслами, тахта. Я все косился, не подмигнет ли откуда-нибудь, как у нас с Юрием Сергеевым, японская девушка на открытке. Но потом перестал ее выискивать, сообразил: к чему Тане — девушка?

— Садитесь, пожалуйста.

Таня указала мне на кресло, а сама, сбросив тапочки с помпонами, забралась на тахту, зябко поджав под себя ноги.

— Курите. — Она протянула мне пачку сигарет и вспомнила: — Ах да, вы некурящий.

Но сама щелкнула зажигалкой, прикурила и жадно затянулась дымом.

— Вы, наверно, удивлены, что я вас позвала.

— Есть немножко, — не стал скрывать я.

— Понимаете, я все время думала, весь день… Я не так с вами поговорила… Мне нужно было вам многое рассказать…

Вдруг лицо ее стало каким-то жалким, она шмыгнула носом.

— Я люблю его! Я очень его люблю-у…

Она заплакала. По-детски беспомощно и горько, утирая кулачками глаза. Так что роль взрослого пришлось взять на себя мне. Я стал не слишком умело ее утешать.

— Не надо, Таня… Ну не надо! Так у нас ничего не получится. Возьмите себя в руки, вы же хотели поговорить…

Мои утешения были явно слабоваты, слезы у Тани лились ручьями. О женские слезы! Сквозь их призму даже самые ясные факты выглядят туманно. Я уже подумывал, не утереть ли эти слезы просто моим носовым платком. Но усомнился в его свежести — жизнь-то у меня холостяцкая. Я решил пойти на отвлекающий маневр.

— А кто это хвастал, что варит замечательный кофе?

Подействовало. Таня встрепенулась, утерла глаза своим платочком. Почти насухо.

— Да-да, я сейчас!

И убежала в кухню. А я стал разглядывать фотографии. Они лежали под стеклом журнального столика сплошным ковром. Такое иногда бывает на письменном столе, но Таня устроила на журнальном. Может, ввиду отсутствия письменного. Это был своего рода семейный альбом: Таня маленькая, Таня большая. Таня с родителями. Таня одна, Таня с подругами и наконец — главное для меня — Таня с Юрием Сергеевым. На улице, на пляже, на лыжах…

А вот и один Юрий. Довольно неожиданная фотография: он навеселе, растрепан, галстук съехал набок, лицо расплылось в блаженной улыбке.

Таня вкатила в комнату сервировочный столик с чашками-блюдцами, сахарницей и коробкой печенья.

— Сейчас будет волшебный напиток! — пообещала она.

И вновь сработала женская интуиция: на столе под стеклом было множество фотографий, но Таня безошибочно усекла, какой именно заинтересовался я.

— Вообще-то пьяный мужчина — это отвратно, — вздохнула она. — Но его я таким люблю.

— И часто он бывает… таким?

— Очень редко, к сожалению. — Уловив недоумение, которое я и не пытался скрыть, Таня пояснила: — Он в такие минуты какой-то беспомощный и весь… мой, понимаете? Он называет меня «мамочка» и один раз даже просил взять его на ручки.

Она засмеялась. И тут же, без всякого перехода, снова заплакала.

— Ну я не знаю, что вам еще рассказать! Я люблю его! Люблю!

— Таня, не надо, мы же договорились…

— Хорошо, хорошо, не буду… Хотите, я расскажу о нашей последней встрече?

— Хочу. Но можно, вы начнете с первой?

— А что? Это было очень обыкновенно. Познакомились на вечере. На новогоднем. Сейчас мне кажется, что я его полюбила сразу. Хотя, наверно, нет… Он назначал мне свидания, а я не приходила. Потом все было хорошо, даже очень хорошо. Целый год… А потом, наоборот, он как-то избегал свиданий, потом — снова я… Потом опять вроде все хорошо, — Таня попыталась улыбнуться. — Наверно, как у всех — с переменным успехом. Знаете, если в первые год-полтора не поженились…

— Знаю, — коротко сказал я.

Тут с кухни донеслось какое-то шипенье. Таня вскочила.

— Ой, сбежал кофе! Вечная я ворона!

И улетела в кухню.

Похоже, человечество делится на две категории. На тех, кто никогда не проворонит кофе или молоко, и на тех, у кого они сбегают всегда. В этом смысле мы с Лекой некая микромодель человечества: у нее — всегда сбегает, у меня — никогда.

Таня возвратилась и добавила к моим размышлениям свою информацию:

— Юра всегда надо мной смеется, он-то в жизни кофе не прозевает! Надо же, такой конфуз при госте… Ну, ничего, я новый поставила.

Она принялась расставлять на столе чашечки, блюдечки, раскладывать ложечки, салфеточки. Вот это всё у нее получалось ловко и очень элегантно.

— Расскажите о вашей последней встрече, — попросил я.

— Это было в прошлое воскресенье, в день рождения…

— Чей день рождения?

— Юрия. Ах, вы же не знаете…