Вот я

"O правоверные, Всевышний приказывает своим слугам нести смерть евреям. Я призываю воинов Корана в последний поход против этих скотов, что убивают пророков. O правоверные, разве должен я напоминать вам историю о еврейке, которая дала Пророку, да пребудет с ним мир, отравленного ягненка, желая Его убить? Пророк, да пребудет с ним мир, сказал своим спутникам: "Не ешьте этого ягненка, он говорит мне, что в нем яд". Но Его друг Бишр ибн аль-Бары поздно услышал предупреждение и умер от яда. Еврейка пыталась погубить нашего Пророка, да пребудет с ним мир, но, хвала Господу, не преуспела. Такова натура евреев, этого дважды проклятого народа! Они попытаются вас убить, но Господь взрастит в ваших сердцах знание об их злобных умыслах и спасет вас. Поступайте с ними, как Пророк, да пребудет с ним мир, поступил с евреем Кинаной ибн аль-Раби, сокрывшим драгоценности еврейского клана Бану-Надир. Пророк, да пребудет с ним мир, сказал аз-Зубайру ибн аль-Авваму: "Пытай этого еврея, пока не выведаешь у него все, что знает". Аз-Зубайр приложил к груди еврея раскаленное железо, и тот едва не испустил дух. Тогда Пророк, да пребудет с ним мир, отдал еврея Кинану Мухаммеду ибн Масламе, и тот отсек ему голову! А потом сделал евреев Кинаны своими рабами. Мухаммед, да пребудет с ним мир, взял себе самую прекрасную из евреек! Так поступайте, о, правоверные! Пусть Пророк будет вам примером в том, как обходиться с евреями!

Палестинские братья! Помните! Когда правоверные, арабы, палестинцы поднимаются в поход против евреев, они делают это во славу Господа. Они идут на битву как правоверные! В хадисе не сказано: "О сунниты, о шииты, о палестинцы, о сирийцы, о персы, поднимайтесь в поход". Там сказано: "О правоверный!" Слишком долго мы сражались между собой и терпели поражения. Теперь мы сражаемся вместе, и мы победим.

Мы сражаемся во имя Ислама, потому что Ислам велит нам сражаться насмерть со всяким, кто грабит нашу землю. Уступки — это путь Шайтана!"

Спешите домой

Но и потом, после того, как премьер-министр произнес последние слова, камера продолжала показывать его. Он не отводил взгляда. И камера продолжала смотреть на него. Сначала это показалось неловкой накладкой в трансляции, но это не было случайно.

Премьер смотрел в объектив.

И объектив не отъезжал.

И тут премьер-министр сделал нечто неимоверно символичное, картинное до вульгарности и настолько чрезмерное, что это могло бы сбить с ног слушателей, уже готовых совершить нужное усилие веры.

Премьер-министр вынул из-под кафедры шофар. И ни словом не объяснив его символизм — религиозную или историческую значимость, его назначение: разбудить спящих евреев, заставить их покаяться и вернуться, — и даже не сказав, что именно этот шофар, этот дважды скрученный рог, был найден в Масаде, в колодце, что его две тысячи лет сохранял там сухой жар пустыни, что внутри него остались биологические следы благородного израильского героя-мученика, — министр поднес рог к губам.

Камера не отъезжала.

Премьер-министр вдохнул и заполнил крученый рог молекулами всех когда-либо живших евреев: дыханием царей-воителей и рыбников, портных, барышников и исполнительных продюсеров; кошерных мясников, радикальных издателей, кибуцников, бизнес-консультантов, хирургов-ортопедов, кожевников и судей; благодарным смехом человека, у чьей постели в больнице собралось больше сорока его внуков, притворным стоном проститутки, прятавшей детей под кроватью, на которой она целовала в губы нацистов; вздохом античного философа в момент озарения, криком осиротевшего ребенка, заблудившегося в лесу; последним пузырем воздуха, всплывшим из Сены и лопнувшим на ее поверхности, когда тонул Пауль Целан, набивший карманы камнями; словом, едва успевшим сорваться с губ первого еврейского астронавта, пристегнутого к креслу лицом в вечность. И дыханием тех, кто никогда не жил, но на чьем существовании держалось существование евреев: патриархов, родоначальниц, пророков; последней мольбой Авеля; радостным смехом Сары, предчувствующей чудо; голосом Авраама, предлагающего своему Богу и своему сыну то, что нельзя было предложить сразу двоим: "Вот я".

Премьер-министр поднял шофар на сорок пять, на шестьдесят градусов, и в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, в Майами, Чикаго и Париже, в Лондоне, Буэнос-Айресе, Москве и Мельбурне телевизионные экраны задрожали, затряслись.

Сегодня я не мужчина

"Труднее всего сказать то, что труднее всего услышать: если придется выбирать из родителей одного, я смогу.

И я говорил об этом с Максом и Бенджи, и каждый из них, если придется выбирать, тоже сможет выбрать. Двое из нас выбрали одну сторону, третий другую, но мы сошлись в том, что, если придется выбирать, мы все выберем одну сторону, чтобы не разлучаться.