Вот я

Джулия так и не смогла смириться с бумажными тарелками, поэтому предстояло несколько раз загрузить машинку посудой. Джейкоб загрузил ее до предела, а остальное взялся мыть сам, и они с Джулией менялись на мытье и вытирании.

— Ты была права, что не поверила ему, — сказал Джейкоб.

— Выходит так. Но ты был прав, что нам надо было ему верить.

— Наверное, мы и тут прокололись?

— Не знаю, — сказала Джулия. — В этом ли дело? С детьми, что ни возьми, вечно прокалываешься. Просто учишься и стараешься впредь не прокалываться так сильно. Но они опять вырастают, и на ошибках не учишься.

— Безвыигрышная лотерея.

Они посмеялись.

— Любовь называется.

Губка уже наполовину истерлась, единственное чистое посудное полотенце промокло, а моющее средство пришлось разводить водой, чтобы хватило, но они как-то справлялись.

— Послушай, — сказал Джейкоб. — Тут не фатализм, а просто ответственность: я решил кучу вопросов с аудитором, и с адвокатом, и…

— Благодарю тебя, — сказала Джулия.

— В общем, все довольно ясно прописано в документе, который я положил тебе на тумбочку — в запечатанном конверте, на случай, если кто-то из детей наткнется.

— Ты не погибнешь.

— Конечно, нет.

— Ты даже не поедешь.

— Поеду.

Джулия включила измельчитель, и Джейкоб подумал, что будь он режиссером звуковых эффектов, которому нужно изобразить голос Сатаны, воющего из ада, он просто записал бы вот этот звук.

— Еще кое-что, — сказал он.

— Что?

— Пусть прокрутит.

Джулия нажала кнопку "Стоп".

— Помнишь, я говорил про сценарий, над которым давно работаю?

— Твой тайный шедевр.

— Я никогда его так не называл.

— Про нас.

— Ну, очень приблизительно.

— Да, я поняла, о чем ты говоришь.

— В правом нижнем ящике моего стола лежит текст.

— Целиком?

— Да. А сверху библия.

— Библия?

— К тексту. Своего рода мануал, как читать сценарий. Для будущих актеров, для режиссера.

— Не должен ли текст сам говорить за себя?

— Ничего не может говорить за себя.

— Сэм точно может.

— Да, если бы сценарий был Сэмом, ему бы библия не понадобилась.

— А если бы ты был Сэмом, тебе бы не понадобился сценарий.

— Именно.

— Ладно. Значит, твой сценарий и библия лежат в правом нижнем ящике стола. И в случае, если ты действительно улетишь в Израиль и — что? — погибнешь в бою? Мне надо переслать его твоему агенту?

— Нет. Прошу тебя, Джулия.

— Сжечь?

— Я не Кафка.

— Так что?

— Я надеялся, ты его прочтешь.

— Если ты погибнешь.

— Да, только в таком случае.

— Я не знаю, то ли я тронута тем, какой ты открытый сейчас, то ли обижена тем, какой ты закрытый вообще.

— Ну ты же слышала Сэма: "Быть и не быть".

Джулия протерла стол и повесила посудное полотенце на кран.

— Что теперь?

— Ну, — сказал Джейкоб, вынимая телефон из кармана, чтобы посмотреть время. — Три часа, спать ложиться еще рано.

— Устал?

— Нет, — ответил Джейкоб. — Просто привык уставать.

— Не знаю, что это значит, но ладно.

— Воск топил мосты.

— А?

— По-моему, эти слова ничего не значат. — Джейкоб уперся ладонью в стол и продолжил: — Это ты, конечно. То, что Сэм сказал.

— Что он сказал о чем?

— Ты поняла. О том, кого бы он выбрал.

— Да, — сказала Джулия, по-доброму улыбнувшись. — Конечно я. Вопрос в том, кто из них перебежчик?

— Это вполне могло быть хитростью, средством психологической войны.

— Наверное, ты прав.

Они вновь посмеялись.

— Почему ты не попросила меня не лететь в Израиль?

— Потому что после шестнадцати лет и без слов все понятно.

— Смотри! Еврейский ребенок плачет.

— Смотри! Глухая дочь фараона.

Джейкоб сунул руки в карманы и сказал:

— Я знаю язык глухих.

Джулия рассмеялась:

— Что?

— Я вполне серьезно.

— Да ну тебя.

— Я знал его еще до того, как мы с тобой познакомились.

— Ты полное трепло.

— Не-ет.

— Покажи знаками: Я полное трепло.

Джейкоб показал на себя, затем провел открытой правой ладонью над сжатой в кулак левой, затем поставил правую ладонь вверх оттопыренным большим пальцем, захватил его в кулак левой рукой и движением вверх снял кулак с пальца.

— И как я могу проверить, не дурачишь ли ты меня?

— Не дурачу.

— Покажи: Жизнь длинна.

Джейкоб сложил пальцы на обеих руках, как складывают дети, изображая пистолет, показал указательными пальцами себе на живот, затем провел ими вдоль туловища до горла. Потом вытянул левую руку, правый указательный поднес к левому кулаку и провел им от запястья до локтя.

— Постой, ты что, плачешь? — спросил Джейкоб.

— Нет.

— Но собираешься?

— Нет, — ответила Джулия. — А ты?

— Я-то всегда готов.

— Покажи: Смотри! Еврейский ребенок плачет.

Джейкоб поднес правый кулак к лицу примерно на уровне глаз, выставил указательный и средний пальцы и качнул рукой вперед — два глаза, движущихся в пространстве. Потом провел указательными пальцами по щекам по очереди — сначала одним, потом другим, будто рисуя слезы. Потом правой рукой огладил воображаемую бороду. Затем сложил колыбель из рук, скрестив их на уровне живота ладонями вверх, и покачал ее вперед-назад.

— Гладить бороду? Это знак для еврея?

— Для еврея, для иудея. Да.

— Этот знак умудряется быть одновременно антисемитским и мизогинным.