В Мэрилендском управлении регистрации мне выдали свидетельство о смерти моего деда. Я хотел убедиться, что я знал то, что уже знал. Почерк у коронера был четкий, как машинопись, полная противоположность врачебному:
Но вечером в постели, когда я представлял это все, мне виделось, что он висит на дереве, в веревочной петле. Трава в тени его ступней медленно умирает и рассыпается в прах, образуя небольшую заплатку грязи в диком, густо заросшем саду.
Позже той же ночью я представлял, что растения тянутся снизу к его ногам, будто Земля пытается искупить грех притяжения. Мне виделось, как побеги папоротников, будто руки, поддерживают его и веревка провисает.
Еще позже — я почти не спал — я представлял, как иду с дедом через какой-то бор. У деда голубая кожа и ногти длиной в дюйм, но в остальном он тот же человек, за чьим кухонным столом я привык угощаться черным хлебом с мускусной дыней, тот же человек, который, выслушав замечание, что нельзя переодеваться в плавки на людях, спросил: "Почему нет?" Дед остановился возле толстого срубленного дерева и показал на годовые кольца.
— Вот это, здесь, свадьба моих родителей. Их сосватали. И вышло хорошо. А вот тут, — сказал он, показывая на другое кольцо, — Изер упал с дерева и сломал руку.
— Изер?
— Мой брат. Тебя назвали в его честь.
— Я думал, меня назвали в честь какого-то человека по имени Яков.
— Нет. Это мы тебе так говорили.
— Как же Изер стал Яковом?
— Изер — это сокращенное Израиль. Ангел боролся с Яковом всю ночь, а потом нарек его Израилем.
— Сколько ему было лет?
— А здесь, — указал он на другое кольцо, — я ушел из дому. Вместе с Бенни. Остальные остались: родители, бабушки с дедушками и пятеро наших братьев, — и я хотел остаться, но Бенни меня уговорил. Заставил меня. А вот здесь мы с Бенни сели на разные корабли, один в Америку, другой в Израиль.
Дед тронул кольцо, а потом его длинный ноготь пополз к внешнему краю, к коре, и он продолжил:
— Вот здесь ты родился. Здесь ты мальчишка. Вот ты женился. Здесь родился Сэм, здесь Макс, а здесь Бенджи. А здесь, — он поднес ноготь к краю дерева, как иглу звукоснимателя, — прямо сейчас. А там, — он перенес палец в пустоту, примерно на дюйм от ствола, — когда ты умрешь, и вот это, — он чуть двинул пальцем обратно к стволу, — твоя оставшаяся жизнь, а вот тут, — он довел палец почти до самого дерева, — то, что будет в следующий момент.
Тут я каким-то образом догадался, что это тяжесть его подвешенного тела повалила дерево и обнажила нашу историю.
Как играть семь кругов
Мне никогда не удавалось заранее сказать, какие религиозные ритуалы Джулии покажутся прекрасными, а какие — шовинистическими, этически отвратительными или просто дурацкими. Так что я удивился, когда она захотела семь раз обойти вокруг меня под хупой.
Читая о свадебных традициях, мы узнали — Джулия узнала, потому что мне довольно скоро наскучило это чтение, — что эти круги — отзвук библейской истории о том, как Иисус Навин завоевал для евреев Ханаан. Когда евреи подступили к окруженному высокими стенами Иерихону и готовились к первой битве на пути в Землю обетованную, Бог повелел Иисусу Навину семь раз провести войско вокруг городской стены. Едва они закончили седьмой круг, стены обрушились и евреи захватили город.
— Ты свою главную тайну скрываешь за крепостными стенами, — сказала она таким тоном, что предполагает иронию и серьезность одновременно, — а я окружу тебя любовью, и стены рухнут…
— И ты меня захватишь.
— Мы захватим себя.
— А мне надо просто стоять, и все?
— Стоять, а потом рухнуть.
— А какой мой главный секрет?
— Не знаю. Мы же только в начале.
Она узнала его, лишь когда мы были уже в конце.
Как играть последнее по-настоящему счастливое мгновение
За месяц до сорокового дня рождения Джулии я предложил:
— Давай устроим что-нибудь особенное. Чего обычно не делаем. Вечеринку. Расколбас: музыкантов, машину с мороженым, фокусника.
— Фокусника?
— Или танцора фламенко.
— Нет, — сказала она. — Уж этого мне хотелось бы в последнюю очередь.
— Ну в очереди оно все-таки стоит!
Джулия рассмеялась:
— Мило, что ты предложил. Но давай устроим что-нибудь попроще. Приятный домашний ужин.
— Да ладно тебе. Будет весело.
— Для меня веселее всего будет простой семейный ужин.
Я пытался уговорить ее несколько раз, но она ясно и все более решительно давала понять, что не хочет "никакой помпы".
— Ты уверена, что не переусердствовала с бурными протестами?
— Я вообще не протестую. Чего мне больше всего хочется, так это спокойного милого ужина в кругу семьи.
Утром в тот день мы с мальчиками принесли ей завтрак в постель: свежие вафли, капустно-грушевый мусс, яичница по-мексикански.