Вот как бывает…

– Спасибо тебе, Петюня! – томно закатив глаза, один из которых был украшен лиловым синяком, хрипло сказала она. – Спаситель мой!

Она попыталась обнять его, но Петька слегка отстранился, без брезгливости, вежливо, но дотронуться до себя не дал.

– Перестала бы ты пить, Маня,– мягко сказал он. – Ты ведь красивая, хорошая…

– Красивая, хорошая блядь! – твёрдо сказала девица. – Я пью и буду пить! Так легче!

Она резким движением руки опрокинула стакан в рот и, задохнувшись, прижала ладонь к губам.

– Вот если бы, – прошептала она, – если бы, Петюнечка, ты на мне женился бы, клянусь, сей же час бросила бы водку! На всю жизнь! Женишься на мне? – заглянула Манька ему в лицо. – Женишься?

Пётр молчал.

– Не женишься! – грустно сказала она. – И никто не женится… Кому нужна проститутка…

По её щекам потекли пьяные слёзы. Но качество их не меняло сути дела: Манька говорила правду: что пьяная, что трезвая, она никому не была нужна как жена…

– Мань, не плачь! – сердобольный Стёпка налил ей ещё водочки и заставил выпить. – Пойдём, я тебя в кроватку уложу, ты поспишь, а завтра, глядишь, всё и устроится!

– Что устроится-то, Стёпа? – горестно сказала она. – Жизнь моя бесполезная, горемычная…

Так, причитая, она поднялась на второй этаж в сопровождении Степана – там у неё была комнатка, где она и жила, и принимала клиентов.

Судьбе Маньки никто бы не позавидовал, даже распоследняя бездомная собака, – она была внебрачной дочерью хозяина «Кулаковки», который бесплатно сдавал ей каморку, но зато брал процент с выручки. Он прекрасно знал, что вечно пьяная и растрёпанная Манька – его дитя, но это его нимало не трогало, и он со спокойной душой предлагал её клиентам.

– Зачем живу я, Стёпа? – горько вопрошала она. – Живёшь, живёшь, а потом сдохнешь, как собака, и памяти о тебе не будет…

– Мань, а ты не думай об этом, зачем? Живи, как птицы небесные живут, – день прошёл – и ладно.

– То-то и оно, что день прошёл, а ведь у меня именины сегодня, – криво улыбнулась она.

– Именины?! Так ты именинница у нас?! – немного наигранно удивился Стёпка. – И сколь же тебе стукнуло?

– Семнадцать…

– У-у, какая ты махонькая… – присвистнул он. – А знаешь что…

– Что?

– Ты сейчас ложись, поспи маненько, а потом я подымусь и поздравлю тебя… как следует…

– Как ты там меня поздравишь! – махнула рукой Манька и завалилась на неубранную кровать. – Иди уж, поздравляльщик….

Она повернулась на бок, подложила под щёку ладонь, закрыла глаза и уснула. Степан погладил её оголившуюся ногу, накинул сверху пёстрое лоскутное одеяло и спустился вниз.

– Спит, – ответил на немой вопрос Петра.– У неё день ангела сегодня. Семнадцать исполнилось.

– Разве и у таких бывает ангел? – тихо сказал Петька.

– Ангел, он у всех есть, у каждого крещёного человека. Давай поздравим девку? – предложил Степан.

– Можно.

– Цацку подарим какую-нить, шампанского купим, – стал развивать мысль Стёпка.

– Она и так пьяная, – возразил Пётр. – А вот цацку можно, она серьги больно любит, знаю, где взять.

– Счас можно? – вскочил Степан. – Айда!

– Ишь, загорелся! – усмехнулся Петька. – Что, в женихи набиваешься?

– Мели, Емеля! – у Степана даже щёки загорелись. – Приятное девке хочу сделать, именины всё-таки, а её отец родной не поздравил…

– Отец… Давить таких отцов надо! – с неожиданной злобой сказал Пётр и встал. – Пойдём, тут недалеко, у старика Вотякова есть товар.

Вотяков торговал краденым – всем, что можно было перешить, переделать, перелицевать, изменить так, что хозяин в лупу разглядывать будет, а родные подштанники не признает. Но был у него и особый товар, штучный, требующий отлежаться два, три, а то и пять лет, – и тогда только он выставлял его на продажу.

К нему и пошли друзья. Он жил в тупиковой улочке, упиравшейся в помойку, каких было не счесть на Хитровке. Развалюха, более похожая на червивый гриб, чем на дом – лучшего хранилища для краденого было не найти. Худенький, сморщенный, похожий на сухой корешок, хозяин не сразу разрешил им войти, сначала подслеповато приглядывался сквозь засиженное мухами оконце, потом улыбнулся и открыл дверь:

– Везунчик с Хитровки пожаловал! Заходи, заходи! За какой нуждой?

– Есть ли у тебя, Никанор Кузьмич, серьги малахитовые? – спросил Петька.

– Ай подарить кому хошь?

– Да есть тут одна… Именины у неё нынче, поздравить хотим.

– Зеленоглазая зазноба… – старик ушёл в другую комнату и зашуршал там, как хомяк, потом вернулся, держа в руках коробочку.

– Гляди!

На бархатной подстилке лежали серьги, выточенные из цельного куска малахита. В форме длинной капли, а по капле извивались будто змейки разноцветные.

– Красиво?

– Красиво! – согласились парни. – Сколько хочешь?

– А сколь ни дашь – всё мало будет, потому как товар особый, штучный, не отлежался ещё. Ему бы ещё пару лет в схроне полежать, тогда и продать можно будет, а пока….

– Слушай, старик, не темни, – не вытерпел Степан. – Говори, сколь стоит, мы не на погляд пришли!

– Пятнадцать целковых, дешевле не могу! – сказал, как отрезал, Вотяков.

– Не, а что не тридцать?! – удивился Стёпка. – Или сорок?!