Вика снова с отвращением надела на себя униформу домработницы. Синьора Майте была самой худой женщиной в Барселоне. Главная забота ее жизни заключалась в сохранении стройности. Все семейство находилось на полуголодном положении. И это при их доходах! Синьора Майте была владелицей цементного завода. Ее отец — крепенький мужчинка, слегка похожий на муми-троля заправлял бизнесом, а дочка ему помогала.
Пищевой минимум семьи по утрам состоял из хлопьев с молоком. Вернувшись с работы, Майте съедала йогурт с каким-нибудь печеньицем, просматривала «Лавангвардию» — толстую ежедневную газету и красивый журнал о жизни коронованных особ. На ужин был салатик из пяти-шести компонентов, добываемых из консервных банок, и макароны с бифштексом или антрекотом, или с сосиской из дорогого супермаркета Каргадо. Заказы привозили раз в две недели. Вика расписывалась в приемке и всегда знала, сколько хозяйка потратила. Тратила та немного, объемную часть заказа составляли туалетная бумага, дамские салфетки и средства для наведения чистоты. Вика пыталась объяснить, что много химии вредно для здоровья. Но синьора Майте, похоже, считала ее неспособной уважать химический прогресс.
Синьора находилась в своем офисе до четырех и, вернувшись, с видимым удовольствием оглядывала идеально чистую квартиру. Ей бы и в голову не пришло, что Вика регулярно сливала в унитаз химию и мыла окна простой водой, а вытирала прочтенной периодикой. Бывалые русские лимпиесы, отдыхавшие по выходным у Светы, уже заработали на хлорке артриты. Их советы дорогого стоили.
Полки бара в доме прогнулись от тяжести множества дорогостоящих напитков, которые почти не использовались по назначению. Целую неделю сеньор Хуан пригублял всего лишь из одной бутылки вина, которая болталась в холодильнике и только злила Вику. Вика же за неделю выпивала три-четыре бутылки красного испанского тинто. Она даже пристрастилась к красному вину. Много рассказал о нем Мариано, у него под домом была своя бадега — там хранились бочки с вином, которое он регулярно подкармливал персиками. Он показал ей бочки с готовым вином. А некоторые запретил открывать, так как вино в них еще только зрело.
Синьоры имели двух сыновей-погодков Джорди и Марка. Мальчики были красивые, как и большинство испанских детей, но какие-то закрытые. Вернувшись из школы, съедали опять хлопья с молоком, которыми уже завтракали, и шли учить уроки. Семейство было не по-испански холодное.
Лобо звонил редко. Не более раза в неделю. Он задавал всего лишь один вопрос: Как дела? Она говорила: Очень хорошо. Я работаю. А он даже не спрашивал: Где? Вика стеснялась, будь она неладна, эта не ее работа, и успокаивала себя тем, что лучше Лобо ничего не знать. Хотя она помнила, что говорила Патрисия, работа эта нормальная для основного большинства не только иммигрантов, но и самих испанцев. В сфере чистоты трудилось огромное количество людей. В семь утра она выходила из дома, и через стеклянные двери подъездов видела, что там уже работают молодые испанки. Трут стекла, моют кафель. Дворники скребут асфальт. Но понимание этого все равно не успокаивало ее.
— Это гордыня. — Говорила Света, прочитавшая множество книг.
— Да причем здесь гордыня! У меня есть профессия, которую я люблю!
— В своей профессии, может быть, ты будешь работать не раньше чем через лет пять, когда у тебя будут документы. И то, скорее с русоязычными людьми. Испанцы к тебе, как психологу, все равно не придут. У них свои представления. А сейчас ты нелегалка. У тебя одна цель — выйти замуж.
Впервые за год пребывания в Испании она усомнилась в своих силах. Выдержит ли? И нужен ли ей брак с человеком, которому она должна быть благодарной за то, что он снимет ее страхи о будущей ничтожной русской пенсии, и, умерев, оставит ей свою? Ведь с ним надо жить, спать, заботиться о нем. А ей хотелось любить. Она могла бы полюбить Лобо. С Себастьяном она больше не встречалась.
Ее отношения с Лобо превратились в ритуал. Он забирал ее к себе, почти каждую пятницу. Собачка Негрита-Чернушка встречала ее радостным лаем.
Потом Лобо готовил тортилью и рыбу, запеченную в соли, они пили вино, смотрели телевизор, потом шли в постель. Их отношения внешне напоминали семейные. Утром он тренировался в спортивном клубе, а она им любовалась, пила чай с лимоном. Приятели по клубу с завистью поглядывали на довольного Мариано. Она читала в их глазах не только интерес к себе, но глубокое мужское любопытство.
У самого Мариано глаза были гораздо спокойнее, чем у его приятелей.
Она видела, что раздражает его, когда она пытается переставить вещи в его доме или хотя бы навести порядок. Нет, не бывать ей здесь хозяйкой, это было яснее ясного.
В воскресенье вечером, он увозил ее в Барселону, а на обратной дороге заезжал на ужин к брату.
И снова ровно в восемь утра, она нажимала кнопку звонка в квартиру Майте. Все внутри нее сопротивлялось, она заставляла себя переступить порог элегантного холодного дома. Света и это объясняла: У тебя отсутствует смирение.