Вот пришел великан

У "Росинанта" оказались спущенными оба задние колеса. Судя по рваным дыркам в полотне покрышек, проколы были учинены чем-то толстым и трехгранным,- скорей всего заточенным напильником. Ирена ждала меня на ближайшей автобусной остановке, куда я должен был подъехать на "Росинанте". До обеденного перерыва в издательстве оставалось несколько минут, и мы решили отправиться в аэропортовское кафе. Таксист нам попался старый и мрачный,- бывают такие люди с заклекло-кислыми физиономиями, которые сразу наводят тревожные мысли о прободении у них язвы двенадцатиперстной кишки. Это очень неприятный народ, склонный к зловредному перекору, когда их просишь о чем-нибудь. Я сказал "пожалуйста, побыстрей", и шофер поехал со скоростью сорока километров в час. Мы сидели на заднем сиденье. Я украдкой обнял Ирену и прижал к себе.

- Ну вот видишь,- шепнула она.- Теперь мы совсем свои.- Она пригнула мою голову и сказала на ухо, кем чувствовала себя у меня дома. Слово было темное, но она произнесла его свободно и трогательно, и я поцеловал ее, а шофер резко увеличил скорость,- наверно, видел нас в зеркало. Как и в тот раз, в кафе было чисто и нарядно, но угловой столик за фикусом оказался занятым. Мы выбрали место напротив. Я подал Ирене карту-меню и, когда сел, то отрадно ощутил уютную помеху в заднем кармане брюк, куда переложил деньги из внутреннего кармана куртки.

- Ты, конечно, уже выздоровел,- насмешливо сказала Ирена. У меня и в самом деле все прошло.- Чем ты намерен попользоваться?

Я ответил.

- Еще бы! Значит, бутылка полусладкого шампанского.

- Три,- сказал я. Ирена внимательно посмотрела на меня и согласно кивнула. Мы заказали закуски - много, чтобы заставить весь стол,- и шесть плиток шоколада.

- Пусть лежат горкой,- почему-то сиротски сама себе сказала Ирена. Я погладил ее руку и пригрозил великаном. За нашим прежним столиком у фикуса сидели три девицы, схожие между собой как инкубаторские курчата. У них было две бутылки не то портвейна, не то вермута, и они лихобойно пили это из водочных рюмок. Шампанское я открыл бесшумно, хотя очень хотелось выстрелить пробкой в потолок.

- За твою повесть! - сказала Ирена, вставая, и высоко подняла бокал. Она пила дробными медлительными глотками, неудобно запрокинув голову, и мышцы у нее на шее некрасиво напряглись и выпятились, обозначив глубокую контрабасную ямку. Девахи тогда громко засмеялись. Они курили и глазели на нас, и Ирена присмирело села и поправила воротничок блузки. Глупая! Каждая из этих тройняшек была там старее ее лет на сорок. Каждая! Я расставил бутылки поперек стола фронтом на фикус, а в их интервалах разложил шоколад. Ребром.

- Как ребенок,- проговорила в тарелку Ирена.- Ну и перед кем ты? Они же дурочки. И годятся нам... в племянницы.

- С такими коленками? - сказал я.- Ты посмотри, что это такое! Они у них как ольховые чурбаки. Терпеть не могу тупые коленки!

- Не переигрывай,- сказала Ирена.- Это ты за меня обиделся на них, да? - кивнула она на девиц.

- Расстегни воротничок блузки,- посоветовал я.

- Зачем? - изумилась она.

- Тебе будет свободней.

- Нет... Уже все в порядке... Я только на секунду забыла, что ты мой ровесник.

Она все-таки передвинула свой стул спиной к фикусу и отвлекающе спросила, как я полагаю, целы ли наши шары в лесу.

- Ешь,- приказал я.- Помнишь, что говорила бабка Звукариха? И вообще, как твои дела?

- Хорошо... Устроила на работу в издательство Владимира Юрьевича. Ретушером... Между прочим, он сегодня спрашивал, куда ты делся. Дать ему твою повесть?

Я разлил шампанское. Оно было чересчур холодное, и я обхватил Иренин бокал руками и стал его греть. Ладони сразу же занемели, и создавалось ощущение, будто меж пальцев снуют и жалят маленькие юркие муравьи, что живут в гнилых пнях по берегам озер. Эти паскудные белесо-желтые твари невероятно злы: я не раз наблюдал, как они нападают на большого красивого черного муравья из лесной пирамиды и умерщвляют его отвратительным конвульсивным приемом, впиваясь ему в места сочленения. Я рассказал об этом Ирене и признался, с какой ребяческой обидой на запоздалое мщение злу постоянно поджигал гнилые пни, когда писал в лесу возле озера своих "Альбатросов".

- Да-да. Желтые муравьи...- сказала Ирена, невидяще глядя сквозь меня.А известно тебе, что можно, оказывается, люто ненавидеть человека за то, что он мучается из-за тебя? - спросила она вне всякой связи с моим рассказом о муравьях. Я не хотел, чтобы с нами был тут сегодня Волобуй, и сказал, что ее шампанское уже согрелось.

- Нет, погоди... Ну почему он не может... взять и умереть! Без болезни... У мужчин его возраста сплошь и рядом случаются во сне сердечные припадки!

- Давай, пожалуйста, выпьем,- предложил я.

- Это подло, что я желаю ему, но ведь я думаю об этом, думаю! И ты сам спрашивал, как у меня дела...