Вот стою, держу весло...

– Его что? С молотыми костями замешивали, – не понял я.

– Не помню. Только название в памяти сохранилось, – пожала плечами девушка.

– Предположим, что при обжиге кости сгорят, – зацепился за тему я. – Из них получится зола. Та самая, из которой мы получаем щёлок, когда заливаем золу водой и даём постоять. Щёлок – щёлочь, и сода – щёлочь. Можно предположить, что при высокой температуре они стекленеют.

– Если выпаривать щёлок, то остаётся сухой остаток без всяких признаков остекленения, – возразила Тияна. – Да и про остекленевшую соду я ни разу не слышала. Зато в каком-то фильме видела, что молния ударила в песок, а потом в этом месте нашёлся комок стекла. Он тектитом называется. Так что стекленеть должна не щёлочь, а песок, который окись кремния точь в точь как и кварц, который прозрачный кристалл совершенно стеклянного вида.

– Получается, что стекло образуется из щёлочи и кварца, – сообразил я. – Надо поискать белый речной песочек и хорошенько отмыть его от ила. Ну и поташа сколько-то выпарить.

– Поташа? – вскинулась Тияна.

– Сухого остатка от щёлока.

– Ну да. То-то слово показалось знакомым, а откуда – уже не помню.

Вот так задом наперёд мы пытались восстанавливать древние технологии и рецептуры. Это не очень просто, когда в памяти сохранились готовые изделия или материалы. Во всяком случае требует изрядных трудов – и поиски песка с его отмывкой, и подбор рецептуры с длительными просушками и бесчисленными обжигами – все требует и времени, и сил. Но керамику, пригодную для изготовления непротекающей посуды, мы получили. Не фарфор и не фаянс – нечто тёмно-серое, но звонкое и непроницаемое. Чистое стекло у нас тоже получилось, но изготавливать из него что-либо путёвое мы не умели. Поэтому тёмно-коричневый комок с признаками прозрачности так и остался невостребованным. Зато керамическая посуда отлично формовалась на гончарном круге, просыхала и обжигалась без особых сложностей. В составе замеса присутствовали песок и поташ, которые исправно стекленели прямо внутри глины, заполняя поры и превращая материал в монолит.

Обжиг мы проводили у городских гончаров в их печи вместе с ихними же горшками. За это с нас драли плату, как будто мы покупаем посуду их выделки. Староста покряхтывал, но зерно выдавал исправно – это здесь одна из основных "валют". Понимал, видать, что не ради себя, а ради благополучия общины стараемся.

* * *

Так, про плавание. До города Ур мы добрались быстро, потому что всю дорогу плыли по течению. Доставили троих торговцев и кучу корзин, тюков и мешков, после чего вернулись в Евфрат и вскоре нас вынесло в Персидский залив. В этот раз влево не принимали и к островкам не прижимались. Двигались, держа в видимости берег справа. Ветра толком не было, волнение ходу не мешало. Экипаж работал на вёслах, поочерёдно сменяясь. Тияна тоже гребла. В принципе, мы с этим делом сильно не упирались – скорость держали, как у человека, бегущего трусцой.

Без труда обогнали кильватерную колонну из трёх тростниковых кораблей. Сблизились, выяснили, что они из города Киш – едут хоронить своего верховного жреца. Выразили им свои соболезнования и ушли вперёд. Как раз дело к вечеру: потянул ветерок и наполнил парус. Ночь выдалась лунная и мы продолжали двигаться.

А уже к вечеру следующего дня впереди замаячила суша, не смыкающаяся с береговой чертой справа: низменный остров, который мы принялись огибать, снова перейдя на вёсла и зорко всматриваясь в воду – место здесь яркое, приветливое, отчего в душу закрадываются подозрения насчёт коралловых рифов. К счастью, вынесенная рекой муть исчезла и кое-что стало видно сквозь воду. Кроме того, мы постоянно забрасывали камушек на верёвке, снабжённой узелками – промеряли глубины. Случалось – сдавали назад упираясь в коралловые массивы своими неразлучными шестами.

Ночь провели, стоя на якоре в виде деревянной крестовины, загруженной большим камнем. А утром продолжили внешний осмотр острова. Здесь много песка – сплошной пляж, изредка прерываемый выходами скалистых образований. В отдалении от берега виднеются густые заросли, похожие на джунгли. Наблюдаются группы пальм, напоминающих пустынные оазисы. Видели и человеческое жильё – всего несколько хижин. Материковый берег – Аравия – с мачты виден отчётливо. Но оценивать расстояние до него на глазок я не решаюсь. Весь пролив между сушей и островом мы прошли уже к вечеру. И двинулись обратно на север с противоположной стороны.

Углядели рыбаков и ещё каких-то ныряльщиков, а также нескольких коз, пасущихся без охраны. Думаю, пора уже высаживаться и знакомиться с местными. Завершая осмотр, приблизились к северному концу острова, где обнаружился глубокий залив вычурной формы – здесь мы и причалили, зайдя со стороны, противоположной материковой.