После танцев в мюзик-холле Руби сбежала от кавалера в страшном гневе и объявила, что больше не хочет его видеть, однако уже наутро поняла, что ее тоска сильнее обиды. Что за жизнь ждет ее без любимого? Сбегая из дедушкиного дома, Руби, безусловно, не намеревалась становиться нянькой и прислугой на все руки в лондонских меблированных комнатах. Труд и тяготы ее не страшили, покуда можно было утешаться мыслями о будущих радостях. Танцы с Феликсом в мюзик-холле, даже если с них прошло уже три дня, настолько занимали ее мысли, что она безропотно мыла и одевала детей. Миссис Питкин вынуждена была мысленно признать, что Руби вполне отрабатывает свой хлеб. Но теперь, когда она порвала с кавалером почти что бесповоротно, все изменилось. И возможно, она была не права. Такому джентльмену, как сэр Феликс, конечно, неприятно слышать про женитьбу. Может, надо просто дать ему время, и тогда он посватается. И вообще, она не может жить без танцев. Так что Руби написала сэру Феликсу письмо.
Писать Руби умела бойко, хотя вряд ли ее письмо стоит здесь приводить. Она подчеркнула все слова о своей любви. Подчеркнула все извинения, что огорчила его. Она не хочет торопить джентльмена. Но она хочет еще разок потанцевать в мюзик-холле. Может он прийти туда в ближайшую субботу? Сэр Феликс прислал очень короткую записку, что будет там во вторник. Тогда он думал, что в среду отплывает в Нью-Йорк, и решил провести последний вечер в обществе Руби Рагглз.
Миссис Питкин не смотрела, кому ее племянница пишет и от кого получает письма. Новая свобода, безусловно, дозволяла девушкам вести переписку, никому ее не показывая. Однако миссис Питкин наблюдала за почтальоном и за племянницей. Почти неделю Руби не заикалась о том, чтобы уйти вечером. Она с образцовой прилежностью выгуливала детей в сломанной коляске почти до Холлоуэя и мыла чашки с блюдцами так, будто только о них и думает. Но миссис Питкин помнила слова мистера Карбери. Она уже отпустила намек, на который Руби не ответила. Миссис Питкин составила следующий план: если Руби начнет готовиться к уходу после шести вечера, она скажет очень твердо, что никуда та не пойдет, но, если девушку удержать не удастся, тут же уступит. Во вторник, когда Руби ушла к себе приодеться, миссис Питкин придумала кое-что понадежнее. Руби, уходя на прогулку с детьми, неосторожно оставила записку от кавалера в старой сумке, и теперь ее тетка знала все. В девять, когда Руби пошла одеваться, миссис Питкин заперла ворота и дверь.
– Вы не собираетесь сегодня выходить? – спросила миссис Питкин, постучавшись к жилице (та вернулась с моря днем раньше).
Миссис Хартл ответила, что будет дома весь вечер.
– Если услышите, что мы с племянницей спорим, не обращайте внимания, мэм.
– Надеюсь, ничего плохого не случилось, миссис Питкин?
– Она захочет гулять, я не разрешу. Так ведь нельзя, мэм? Она приличная девушка, но они нынче так привыкли к свободе, что непонятно, чего и ждать.
Миссис Питкин боялась открытого мятежа и оттого предупредила жилицу.
Руби спустилась в шелковом платье, как в прошлые разы, и произнесла свою обычную короткую речь:
– Я сегодня ненадолго выйду, тетя. У меня есть ключ, так что я сама войду тихонько-тихонько.
– Нет, Руби, – ответила миссис Питкин.
– Что «нет», тетя?
– Если выйдешь, то уж не войдешь. Останешься на улице. Уйдешь – не возвращайся. Вот тебе мое слово. Я не могу такого позволить и не позволю. Ты бегаешь за молодым человеком, про которого мне сказали, что он худший негодяй в Англии.
– Значит, тебе наврали, тетя Питкин.
– И все равно. Ни одна девица больше не будет уходить из моего дома гулять по ночам. Вот тебе мое слово. Сказала бы мне раньше, что собралась гулять, не пришлось бы тебе наряжаться. А теперь иди и переоденься обратно.
Руби не верила своим ушам. Она ждала, что тетя будет ругаться, но не думала, что та пригрозит оставить ее на всю ночь на улице. Уж вроде бы она тяжелой работой купила себе право поразвлечься. И ей не верилось, что тетка исполнит угрозу.
– Я имею право выходить, если хочу.
– Как скажешь. Но права возвращаться у тебя нету.
– Есть. Я работаю гораздо больше твоей служанки и не прошу платы. У меня есть право выйти и право войти. Я пойду.
– Ступай, только потом пеняй на себя.
– Я что, должна работать как проклятая, гулять с коляской весь день, пока у меня ноги не отвалятся, и мне нельзя выйти даже раз в неделю?
– Нельзя, Руби. Я не хочу, чтобы ты скатилась в канаву, – по крайней мере, пока ты живешь у меня.
– Кто скатывается в канаву? Не скатываюсь я ни в какую канаву. Я не маленькая.
– И я не маленькая, Руби.
– Тогда я пошла.
И Руби шагнула к двери.
– Ты не выйдешь, потому что дверь заперта и ворота тоже. Лучше не спорь, Руби, а поди переоденься.