Вот так мы теперь живем

В Карбери ему тоже жилось очень уныло. Он устал от отца Бархема, который, вопреки многочисленным просьбам, и на минуту не оставлял усилий его обратить. Роджер как-то сказал, что просит больше не упоминать при нем о религии. Отец Бархем ответил, что не может сохранять тесное общение на таких условиях. Роджер настаивал, и священник высказал предположение, что его больше не желают видеть в усадьбе Карбери. Роджер промолчал, и священник, разумеется, покинул его кров. Это добавило Роджеру страданий. Отец Бархем – джентльмен и хороший человек в большой нужде. Обидеть такого, выгнать его из дому было в глазах Роджера чудовищной жестокостью. Он досадовал на себя, но все же не мог пригласить священника обратно. И в Эрдли, и в Кавершеме, и в епископском дворце уже поговаривали, что Роджер под влиянием отца Бархема то ли перешел, то ли переходит в католичество. Миссис Йелд даже написала ему очень ласковое письмо, в котором почти не упоминала о слухах, будто Роджер перешел в католичество, но довольно пространно писала о мерзостях некой дамы, разъезжающей на звере с избыточным числом голов.

Еще он тревожился о старом Дэниеле Рагглзе, фермере с Овечьего Акра. Руби сбежала, все соседи обвиняли старика в жестокости к племяннице, и тот прибег к самому доступному источнику утешения. Со времени бегства Руби он напивался каждый день и постоянно ввязывался в склоки. Помещик улаживал ссоры со всегдашней своей добротой, а старик всякий раз сваливал вину на племянницу и Джона Крамба, ибо теперь, в хмельной тоске, винил жениха не меньше, чем девушку. Джон Крамб-де не особо хочет жениться. Хотел бы, давно поехал бы в Лондон за Руби. Нет, он не позовет племянницу обратно. Если Руби вернется в раскаянии и слезах – и не успеет до тех пор себя опозорить, – он подумает, пустить ли ее обратно. Тем временем он считал лучшим средством от своих невзгод с раннего утра до позднего вечера налегать на джин. И это тоже огорчало Роджера Карбери.

Тем не менее Роджер не пренебрегал своими обязанностями, главной из которых была сейчас забота о ферме. Он руководил сенокосом на лугу у реки и смотрел, как работники грузят телегу, когда увидел приближающегося Джона Крамба. Роджер не видел Джона с его знаменательной поездки в Лондон и в городе с ним не встречался, однако знал все, что произошло: как мучной торговец побил его кузена, сэра Феликса, угодил в участок и был освобожден. Теперь в Бенгее Джона Крамба считали героем в том, что касается доблести, но осуждали за чрезмерную мягкость в любви. Вряд ли надо говорить читателю, что Роджер был не склонен ссориться с мистером Крамбом из-за того, что жертвой Крамбова героизма стал его кузен. Крамб вел себя достойно и с возвращения в Бенгей не сказал о сэре Феликсе ни слова. Без сомнения, торговец явился поговорить о Руби – и Роджер поспешил ему навстречу, дабы не беседовать на деликатные темы в присутствии косцов. Вскоре стало видно, что широкая физиономия Крамба лучится счастьем, и он еще издали принялся со смехом размахивать бумажным листком.

– Она приедет, она приедет! – были первые его слова.

Роджер прекрасно знал, что для его друга в мире есть лишь одна «она» и зовут ее Руби Рагглз.

– Очень рад слышать, – ответил Роджер. – Она помирилась с дедом?

– Про деда ничего не знаю. Она помирилась со мной. Я знал, что так будет, после того как я вздул того молодчика. Точно знал.

– Так она вам написала?

– Не совсем сама, сквайр. Думаю, у девушек так не принято. Но это все одно.

И мистер Крамб протянул Роджеру Карбери записку миссис Хартл.

Роджер, безусловно, был не склонен хорошо думать о миссис Хартл. С тех самых пор, как Пол Монтегю по возвращении из Соединенных Штатов рассказал ему о помолвке, Роджер считал ее гнусной авантюристкой. Надо признаться, что он вообще с предубеждением относился к американцам и смотрел на Вашингтона, примерно как на Джека Кэда или Уота Тайлера, а всех американок воображал громогласными, мужеподобными и непривлекательными. Однако, по всему, сейчас миссис Хартл старалась от чистого сердца сделать доброе дело.

– Это леди, – начал объяснять Крамб, – которая живет у миссис Питкин, и уж она леди так леди.

Роджер не мог полностью согласиться с таким утверждением, но сказал, что тоже кое-что знает о миссис Хартл и допускает, что написанное ею о Руби – правда.

– Правда, сквайр! – ответил Крамб, смеясь всем лицом. – Уж конечно правда. Как этому не быть правдой? Когда я отделал того молодчика, конечно, она выбрала меня. Это я виноват, что не отделал его раньше. Надо было его отделать зараз, как я узнал, что он за ней ухлестывает. Девушкам такое нравится. Так что, сквайр, я прям сейчас еду в Лондон.