Вован-дурак. Киносценарий (СИ)

ГАРИК: Принёс, тащ комиссар (протягивает папку с бумагами)

КОМИССАР: Ну-ка, дай глянуть... Ого! И «ДДТ», и «Любэ», и Розенбаум, всех упомянул! Даже предполагаемый год выхода поставил.

ГАРИК: Так я ж эти песни все давным-давно наизусть знаю, тащ комиссар. Сразу и выучивал, как они выходили. Что-то в записи слушал, что-то на концертах. Если можно, так предложил бы дать тому же Расторгуеву тексты его же песен, он их в прошлый раз хорошо исполнял, не вижу смысла менять. А если кто чего еще из них не спел – так не хлебом единым… еще песен напишут.

КОМИССАР: Ну, положим, это решать будут в Москве, но... твои записи перешлю туда, и как ответят – позову.

ГАРИК: Спасибо, тащ комиссар. Если есть возможность, можно у меня из головы примерный мотив скачать, чтобы было хоть какое-то понятие, как эти песни звучали.

КОМИССАР: Конечно, можно. Вот, держи (протягивает слегка увеличенный в размерах кассетный магнитофон с кучей всевозможных рычагов и кнопок). Это наподобие используемых здесь так называемых «омутов памяти», только более современная модель нашего производства. Я сейчас включу запись, а тебе надо будет чётко подумать, какую песню ты хочешь туда записать, и она запишется. Кассеты перешлю в Москву вместе с текстами, а там уже разберутся.

Кадр мигает, Гарик всё так же сидит возле магнитофона, только рядом уже стопка полностью записанных кассет.

ГАРИК: Всё, тащ комиссар. Вроде все песни, какие знал, я передал.

КОМИССАР: За столь весомый вклад в развитие советской культуры тебе могли бы и Ленинскую премию выписать, будь ты собственно автором всего этого.

ГАРИК: Оно мне надо, тащ комиссар? Нужна мне вся эта публичность, как ежу футболка.

КОМИССАР: Правильно, наш человек. Кстати, думай пока над деталями своей биографии, как ты у нас в Союзе будешь себя называть. Сам понимаешь, если про настоящее свое имя и происхождение скажешь, кому не положено, так у нас же и окажешься, только в ином качестве. Кстати, с Днём Октябрьской Революции тебя, наверное, и забыл уже, что за день такой.

ГАРИК: Почему забыл? Просто у нас не то чтобы сильно этот праздник праздновали последнее время, помните, что я Вам говорил. Где-то после девяносто первого отменили сразу, тем же прибалтам или западэнцам любое упоминание о коммунизме было как серпом по яйцам, где-то, как в Белоруссии, продолжали отмечать, как и было, в России вместо седьмого праздник сделали четвёртого, под что подвели годовщину изгнания поляков из Москвы.

КОМИССАР: Вот как, значит, завернули.

ГАРИК: Так народ все равно седьмого числа праздновал. Как и День Победы девятого мая. У нас, в отличие от загнивающей Европы, хорошо помнили, кто и как немца остановил. И парады каждый год проводили, даже несмотря на перемену власти. Впрочем, под конец до российского руководства дошло, что на западе друзей нет, есть только враги.

КОМИССАР: А у них что было? Вместо парадов Победы, да и вообще военных?

ГАРИК: А у них вместо парадов Победы проводились парады петухов. И воинствующая петушня там считалась главным достоинством так называемого «дэмократического» общества.

КОМИССАР: Так им же под нарами место, петухам этим! У нас же их на пятнадцать лет сажают сразу!

ГАРИК: Ясен пень, что под нарами, и есть им полагается дырявой ложкой… я тут этот обычай тоже с успехом внедряю, вон, Септима подтвердит.

КОМИССАР: Она и подтвердила. Когда всем студиозусам одного из факультетов, где по странному совпадению учится большинство отпрысков родовитой аристократии, неизвестные перед завтраком просверлили дырки во всех ложках и всех тарелках. Ничего не напоминает?

ГАРИК: Всё справедливо, тащ комиссар, ежели кто много кукарекает не по делу, так пусть и сидит под нарами. И аристократическое происхождение тут роли не играет, читал я во времена оны, что как раз среди британских лордов петушня была скорее нормой, чем исключением.

КОМИССАР: Они и здесь ничуть не лучше. Насилуют, унижают, подкупают, запугивают сплошь и рядом, беспредельщики, мать их… По нашему закону они бы лет так по двадцать каждый получил железно, а кто-то и на вышак бы нарвался.

ГАРИК: Кое-кто и нарывается, о печальной участи неких Северуса Снейпа, Гилдероя Локхарта и Питера Петтигрю должны были Вам сообщить.

КОМИССАР: Знаем про таких. Молодец, Гарик Вованыч, не трусишь! Наш человек! Только вот троих ты убрал, а остальные?

ГАРИК: А остальные, если не оторвут рабочий орган от стула, то через год, максимум два, получат на свои головы очередную резню. Причем аристократы будут в большинстве своем среди тех, кто придет резать.

КОМИССАР: Ясно. Мразь везде одинакова.