КОМИССАР: Ну вот, так и с Шевчуком получилось. Выпил с ним наш человек, песни под гитару попели, а наутро стихи новые на столе лежат. Причем самому Шевчуку сказали, что он же сам их и написал. Так что споёт он «Пасху» и «Потолок», или вот эту... «Любовь, подумай обо мне», куда он денется. Антисоветчины в этих текстах нет. В народе его ансамбль известен хорошо, песни «Что такое осень», «Родина» или «Дождь» уже народными стали. Чем можем – тем помогаем, жену его вот недавно на Кубе лечили, выздоровела, так сам Шевчук, говорят, новый альбом на радостях собирается записывать. Так что, видишь, привезя сюда песни из своего времени, ты их сохранил и дал жизнь в новом мире.
ГАРИК: Хорошо, коли так, коли работаете с ним. В моё время он сгоряча киевских майдаунов поддержал, а потом раскаивался в этом. Когда его украинские друзья развязали войну и залили Донбасс кровью.
КОМИССАР: Теперь не поддержит, мы его в нужную сторону направляем, и, что положено, объяснили. Так, что дальше. По «Наутилусу» без изменений, Бутусов, что не спел, еще споет. Кстати, почему на «Кино» ничего нет?
ГАРИК: Так их у нас и не было после девяностого. Цой тогда на машине разбился, и все, кончилось кино. Хоть и считали, что Цой жив, он просто вышел покурить, но с тех пор двадцать пять лет прошло, столько не покуришь…
КОМИССАР: А здесь Цой вполне себе живой, и с концертами выступает.
ГАРИК: Ого! Надо будет кассеты купить да послушать.
КОМИССАР: Не вижу препятствий. Так, дальше по песням. Розенбаум большую часть приведенного тобой репертуара уже написал и даже спел, что-то еще не, но мы ему мысли подсунули. Однако, ту же «Афганскую вьюгу», к примеру, в этом мире мы не пропустим за несуществованием описанных в ней событий, да мы ему ее и не показывали. По остальным – что и куда, список твой вернули с правками. По твоему пожеланию авторство скроют. Кое-каких песен, кстати, у нас и не существует, хотя красивые. Вот, к примеру… (смотрит в бумаги) «Звёздочка моя ясная», в твоем мире её спел Валерий Меладзе.
ГАРИК: Её много кто пел, тащ комиссар. А посвящена она была памяти стюардессы, погибшей при захвате пассажирского самолета – там, в моей прошлой жизни. Годы так семидесятые были, если память не изменяет.
КОМИССАР: Не помню я такого, ни в семидесятые, ни в восьмидесятые, уж мимо нашей Конторы это бы не прошло.
ГАРИК: Значит, хорошо, жива она осталась, и повода для песни не появилось. Но все равно, коли есть текст, можно его тому же Меладзе подбросить, в прошлый раз он в следующем году первый альбом выпустил, да и в этом, скорее всего, так же.
КОМИССАР: И подбросим, и авторство замаскируем, а ты сам можешь сие исполнять по собственному желанию. КГБ дает добро. Кстати, как у тебя там с твоей биографией?
ГАРИК: Продумываю, тащ комиссар. Коль уж меня тут Гариком все именуют, так и назовусь, отчество возьму Владимирович, как память о прошлой жизни. А фамилию… раз свою нельзя, то пусть хоть Чернов будет. Год рождения – нынешний восьмидесятый явно не прокатит, пишите плюс два-три года. Как на войне год-два себе приписывали, чтоб добровольцем на фронт.
КОМИССАР: Запишем... плюс четыре, ты лет так на восемнадцать сейчас выглядишь, да и Септима это мне тоже докладывала. Всё равно ты по здешнему счёту круглый сирота, а так хоть паспорт получишь, а вместе с паспортом и право на самостоятельную жизнь. Восстановишь аттестат, экзамен сдашь, а дальше видно будет. Короче, записываю. Чернов Игорь Владимирович, семьдесят шестого, русский. Родился… где?
ГАРИК: В Гомеле, тащ комиссар, где и тогда. Чтоб потом вопросов не было, откуда город знаю.
КОМИССАР: Хорошо, запишем Гомель. Сведения о родителях потом выдумаем.
ГАРИК: Надо с моим крёстным поговорить, Сириус Блэк есть такой, я ему напишу.
КОМИССАР: Мы ему, если надо, сами напишем. Как ты говоришь, Сириус Блэк?
ГАРИК: Сириус Орион Блэк его полное имя. В настоящее время проживает по следующему адресу... (пишет на листке бумаги адрес). Предупреждаю, по-русски он не понимает, пытается учить, но пока только по фене ботать умеет, поскольку двенадцать лет сидел и недавно вышел на свободу, так что с фени и начал.
КОМИССАР: Засиженный, говоришь, товарищ? Тогда тем более нас поймёт. Мне Кирюхин сказал, что ты хочешь перебраться к нам, да и от тебя я это уже не раз слышал, так что готовь бумаги на получение советского паспорта. То есть, заявление на имя товарища Жириновского, автобиографию, нами заверенную, фотографии нужного размера. Анкеты для заполнения мы еще закажем. Если твои друзья захотят с нами, так милости просим. Агитируй.
Новый кадр. Гарик в коридоре школы ловит Фреда и Джорджа.
ГАРИК: Братва, тут с вами на русском пароходе поговорить желают.
ФРЕД: Для чего желают?
ДЖОРДЖ: И о чём поговорить?
ГАРИК: Я беседовал с ними, и рассказал о вас и ваших заслугах по нанесению вреда неближним своим. Скажем так, проявили неподдельный интерес.
ФРЕД: Даже так?
ДЖОРДЖ: Наша продукция...
ФРЕД: Заинтересовала русских?
ДЖОРДЖ: Для чего она им?
ГАРИК: Сходите – узнаете. Может, и сами чего нового почерпнёте. Пойдёмте, проведу вас.