Вовы больше нет или будни хирурга

Солнце садилось, на город опускался вечер. Скорые продолжали привозить пациентов. Больше всех сегодня доставалось терапевтам и неврологам. К вечеру Либерман порядком устал. Приняв последнего пациента со спонтанным пневмотораксом, он поднялся в отделение около 2 часов ночи, лег на диван, не раздеваясь, и уснул. Это был даже не сон, это была кома.

Из бездны сна, когда проваливаешься куда-то глубоко и далеко, Лёву выдернул треск телефонного звонка. Треск раздался где- то вдалеке, потом через секунду звон стоял у Либермана в голове – он проснулся. В темноте нащупал трубку телефона и прислонил ее к уху. В ухо как из пулемета: «Алло! Это приемник! Везут тяжелое ножевое! Приходите быстрее! Уже позвонили в оперблок и анестезиологам». Либерман тупо посмотрел на часы: 03:15. Схалявить не пройдет, надо идти. Его время до четырех. Спустившись в приемное отделение, сразу вышел на пандус, куда подъезжают скорые. Еще темно. Неподалеку в уличном кафе пьяная толпа орет песню про батарейку. На улице тепло. Где-то далеко, за домами, небо стало сине-красно-мигающим, и яркость мигания становилась все сильнее и ближе. Наконец, из-за поворота появилась скорая помощь – реанимобиль. В салоне горит свет, на передних сиденьях, кроме водителя, никого – значит, все совсем плохо, коль вся бригада в «пассажирском» салоне. Подъезжая к больнице, водитель зачем-то разогнался на пустой дороге и включил сирену, эхо которой обрушилось на головы спящих граждан и подгулявшей компании в кафе. Заехав на пандус, машина замерла, все стихло, мигалки и фары погасли. Тишина. Вдруг распахиваются все двери – и началось…. Салон скорой, каталка и сам больной – все в крови, изо рта больного интубационная трубка, между ног у больного лужа дерьма. Врач скорой коротко докладывает Либерману о случившемся: «Порезал собутыльник, брали с дачного товарищества, давление на месте шестьдесят на ноль, подлили в вену, сейчас 90/50».

Либерман бегло осмотрел локализацию ран, и больного покатили прямиком в операционную. За каталкой бегут санитарки с ведрами и тряпками, чтобы оттереть пациента от дерьма и крови. В операционной беготня и суета, анестезистка чего-то заряжает в систему, анестезиолог крутит ручки у наркозно-дыхательного аппарата, шныряют мелкокалиберные санитарки.

Раз, два, три – рывок, и пациент на операционном столе. Лёва пошел мыться в предоперационную – так называется процесс подготовки рук хирурга к операции. Пришел понурый и заспанный ассистент. Через пять минут началась операция. Либерман разрезал по межреберью грудную клетку слева, фактически между пяти ран, которые были на груди больного. Из плевральной полости на него хлынул поток крови, ассистент принялся собирать ее на реинфузию. Перикард растянут кровью, а на нем рана, уходящая внутрь перикарда, сама рана закрыта свертком крови. Вскрыли перикард – оттуда фонтаном хлынула кровь. Прижав пальцем рану сердца, Либерман наложил три шва, кровотечения не стало. Собранную кровь анестезиолог начал переливать. Через три минуты после зашивания раны сердца оно стало работать с перебоями (аритмия) и в итоге – асистолия (остановка сердца). Начались реанимационные мероприятия: прямой массаж сердца, внутрисердечные инъекции, электродефибрилляция. 10 минут без эффекта, 20 минут без эффекта, 30 минут без эффекта – мероприятия прекращены. Констатирована биологическая смерть. «Все ребята, у нас труп на столе». Неприятно, хотя и ожидаемо. Зашив бледное обескровленное тело, Либерман побрел в ординаторскую, оформлять документы.

Время пять утра. Спать уже не хотелось, в голове у него плескалось раздражение. Стук в дверь, и в ординаторскую вошли полицейские, приехашие допросить врача и изъять одежду больного для экспертизы. Вместе с полицией вошла дама из прокуратуры, молодая и ретивая. Перебивая полицейского, прокурорская стала требовать оформить протокол допроса свидетеля. Раздражение, подкрепляемое разными статьям УК и Конституции РФ, подтолкнуло Либермана к открытым торгам с представителями власти. Сошлись на письменном объяснении.

Либерман налил себе кофе, закурил сигаретку и вялыми пальцами начал стучать по клавиатуре, оформляя протокол первичного осмотра, протокол операции, посмертный эпикриз. Опять телефонная трель бьет по башке. От неожиданности в полной тишине сердце рвануло из груди.

– Алло…

– Это приемник. А куда пойдет больной из операционной?

– В морг.

– Как? Умер что ли?

– Умер.

– Тут его родственники пришли, я их к вам направила на этаж в ординаторскую.

Вот же дура, хотя ладно.