Воздушные шарики запрещены

В одном из ее альбомов с фотографиями за последнее лето она почти на всех снимках вместе с Торстеном. Ольга практически висит у него на шее. Висит у него на шее на борту яхты, которая наверняка принадлежит его папе. Висит у него на шее в винном ресторанчике, где они пьют шампанское, и даже на пляже, где он пытается играть с приятелями в волейбол. Да, в общем, она висит у него на шее, а Торстен просто маленький вонючий пижон.

Глава четвертая

Привет! – говорит Ольга

совершенно естественным тоном. Привет! – отвечаю я вполголоса.

Дверь в кабинет Давида открыта, и я знаю, что наш вечный гандболист сидит там у себя и прислушивается ко всему, к чему только возможно. Думаю, он заметил, что она не первый раз приходит ко мне. Третий только на этой неделе.

Сейчас не самое подходящее время, говорю я уже громче, в надежде, что Давид услышит. Я еще не успел ознакомиться с черновым наброском вашего обоснования темы.

Она понимающе улыбается, тихонько проскальзывает в мой кабинет и закрывает за собой дверь. Она ослепительно хороша. Этого у нее не отнимешь. Выступающие скулы, темные волосы, не говоря уже про длинные ноги. Они мне особенно нравятся. Да, есть что-то немного жесткое и решительное в ее ауре, но разве это не свойственно всем русским?

Нам нельзя здесь встречаться, говорю я. А как насчет того помещения, где мы брали столы? – спрашивает она. Да, это, конечно, вариант, отвечаю я. Тогда через пять минут? Я киваю. Она исчезает, ее глаза сияют.

Без спешки и суеты поворачиваюсь к монитору компьютера и сохраняю файл, с которым работаю. Серия лекций для Народного университета и Северного общества. Я предполагаю в популярно-развлекательном стиле продемонстрировать, какие базовые ингредиенты входят в состав датского менталитета. Пока что я успел написать про поражение от Пруссии в 1864 году, про народные университеты и про садоводческие товарищества в городской черте. Теперь я собираюсь перейти к датскому дизайну и его стилям. Арне Якобсен, Вегнер и прочие. Должно получиться недурно.

Я встаю из-за стола и выхожу в коридор, но вместо того, чтобы поспешить вниз, заглядываю к Давиду поздороваться. Мы обмениваемся парой ни к чему не обязывающих реплик про гандбол. Он рассказывает, что подумывает выучиться на арбитра. В сентябре как раз будет такой курс. Потом напрягает память и вспоминает, что это будет в октябре, он уверен, что такой курс – хороший вариант для него.

Ну тогда удачи и спасибо за приятную беседу, говорю я и направляюсь в подвал. Делаю вид, что не просто гуляю, а хочу, например, забрать чашку кофе, которую я забыл в преподавательской. Кроме того, я же могу идти на какое-нибудь собрание. Поди догадайся, куда и зачем человек идет. Внезапно я замечаю всю нарочитость своего поведения, оно настолько неестественно, что это может привлечь внимание остальных.

Все потому, что у меня интрижка на стороне. Да, именно так, дружок. У тебя интрижка.

Конечно, это ужасно, но в этом есть и, как бы поточнее выразиться, что-то, что замечательным образом делает тебя живее, чем ты был, и весь твой организм охватывает непривычное напряжение. Как будто ты снова стал молодым бычком. Я думал, что это ощущение уже умерло во мне окончательно. Но, оказывается, оно еще живо.

Ты, кажется, очень увлечен табличками, говорит Ольга.

Да, я очень увлечен табличками, отвечаю я. Мы сидим в самой дальней части пирса в Хабо Льюнге. Он уходит далеко в море, потому что здесь чертовски мелко. Дания напротив нас на противоположном берегу Эресунна. Я немного различаю дымовые трубы и несколько высоких зданий. Возможно, одно из них – Национальная больница. Обе мои дочки родились там, пока мы еще жили в Копенгагене.

Где ты нашел эту? – спрашивает Ольга, имея в виду самую ужасную табличку в моей коллекции. Она спрашивает, что эта табличка значит, и я вижу, что ее интерес и правда смахивает на искренний.

Я объясняю, что в те времена, когда я еще был студентом университета, я каждый день проезжал на велосипеде по бульвару Андерсена и дальше через мост, на Амагер, где поворачивал направо к гостинице «Рэдиссон САС», и вот там, немного в стороне от дороги, слегка не доезжая до здания КУА, в котором я учился, стоял старый дом.

КУА? – переспрашивает Ольга.

Да. Копенгагенский университет на Амагере.

На ней желтое льняное платье, лифчик она не надела. Она знает, какое воздействие оказывают на меня ее груди. Сейчас мы лучше изучили друг друга, и она позволяет мне полюбоваться тем, чем мне хочется.

Я вижу, что она ждет продолжения истории. И я рассказываю дальше.

Это был красивый дом, на возведение которого когда-то пошли превосходные стройматериалы. Потом его переделали в двухэтажное общежитие. Мне кажется, там жили в общей сложности восемь студентов, говорю я ей. Но, вообще-то, к делу это не относится. Перед домом был палисадник, и на калитке, сделанной из кованого железа, висела табличка с надписью: калитку всегда держать закрытой.