Воздушные шарики запрещены

Поколебавшись, я решаю, что надо ей об этом сказать, встаю из-за стола, чтобы пойти и сделать это, но, приближаясь к столу, за которым сидит Анника, через дырку в нашей живой изгороди замечаю силуэт на детской площадке за нашим участком, и от увиденного меня насквозь пробирает дрожь. Там стоит Ольга, или, точнее говоря, сидит: я вижу в опустившихся сумерках, что она уселась на качели, пиная ногами землю, как это делают дети, например, Лерке и Вибе, демонстрируя, насколько сильно они обижены. На ногах у нее белые резиновые сапожки.

Придется этим заняться.

Так дальше продолжаться не может. Мне просто придется попросить ее убраться, потому что никто не давал ей права вот так заявляться сюда и портить праздник, нельзя это поощрять, поэтому я прохожу мимо Анники с ее чудовищной шляпой, направляюсь к изгороди и пролезаю в дыру. К счастью, никто не обращает на меня внимания. Что мне теперь с ней делать, черт бы ее побрал?

Иди сюда, за мной! – говорю я Ольге, и она слушается, слезает с качелей и идет за мной на другую сторону площадки, огибая поставленный для детей домик, там и правда есть скамейка, память меня не подвела, мы могли бы присесть на нее, если бы не соседский кот, который стоит там на негнущихся лапах, выгнув колесом спину.

Он каких-то гигантских размеров. Соседи его перекармливают. Лучше бы сами съедали часть его порции, потому что они все как один тощие.

Мы идем еще дальше, по велосипедной дорожке, и я говорю Ольге, что она не может вот так запросто заявляться сюда и что ей самой должно быть это понятно.

Она молчит. Искоса смотрит на меня, убирая челку со лба. Она что, опять покрасила волосы? Мне кажется, что она перебарщивает, и если она пользовалась дешевой краской дерьмового качества, какую продают в России, то того и гляди от нее начнет пахнуть аммиаком или керосином.

Чего тебе надо? Зачем ты пришла? – продолжаю спрашивать я, потому что она так и не произнесла ни слова.

Я слышу доносящийся из нашего сада хохот.

Я очень боюсь, что кто-нибудь из гостей заметит нас.

Она спрашивает, почему я не ответил на ее мейл, и я говорю, что, как она сама в состоянии заметить, если, конечно, разует пошире глаза, мне сейчас совершенно не до нее.

Ольга спрашивает, как мне ее идея. Она пришла спросить меня о том, что я думаю на этот счет. Ей необходимо услышать мое мнение, прежде чем что-то предпринимать.

Я не знаю, о чем она говорит и что имеет в виду под этим «предпринимать», поскольку я не прочел ее долбаное письмо, но мне кажется, что лучше в этом не сознаваться, поэтому я говорю, что сначала хотел бы услышать ее собственные соображения.

Она начинает что-то тараторить, говорит массу всего, и из этого словесного потока, звучащего, честно говоря, как китайская тарабарщина, мне удается понять, что Торстен предложил ей выйти за него замуж и уехать вместе в Лондон искать работу.

Вообще-то должен тебе сказать… начинаю я, на секунду почувствовав, что сбит с толку, но лишь на секунду, потому что в следующее мгновение я понимаю, что вот он, шанс одним махом избавиться от всех проблем, в которые меня ввергла эта история, и я говорю, что это будет очень верным решением. И помолвка, и Англия.

Прежде чем она успевает что-то ответить, я коротко обнимаю ее и заверяю в том, что в сложившейся ситуации я, конечно, никак не могу руководствоваться собственными интересами и эгоистическими побуждениями, так что отбросим их, дадим дорогу молодым.

Я еще раз заключаю Ольгу в объятия и отмечаю про себя, что ее волосы вовсе не пахнут аммиаком. Они пахнут ванилью – нежный и приятный запах.

Она садится на велосипед, который у нее был, видимо, припаркован возле магазина «Нетто», только там в Швеции продается столь любимый мною печеночный паштет фирмы «Стрюнс». Но прежде чем она успевает уехать, а запах ванили – выветриться из моих ноздрей, я на секунду берусь рукой за багажник ее велосипеда и говорю, что если она вдруг – никогда нельзя знать заранее – однажды решит вернуться к написанию своей работы, то я всегда готов ее посмотреть. Она может быть в этом уверена.

Счастливого пути, говорю я под конец, и она уезжает.

Я поспешно возвращаюсь в сад

и беру в руки одну из упаковок с вином. В ней еще не меньше половины, но это красное вино, а сейчас было бы неплохо выпить розового. Да, я хочу розового, поэтому не спеша обхожу столы в его поисках и, найдя искомое, наполняю бокал до краев, потому что когда же еще слегка побаловать себя, если не в такой вечер, как сегодняшний? В тот самый миг, когда я уже уверовал, что моя жизнь летит под откос, мне сообщают, что все мои проблемы скоро сядут в самолет и улетят в Англию. Грех за такое не выпить.

Я включаю музыку и делаю звук погромче: пора начинать вечеринку по-настоящему. Потом хватаю Камиллу и пытаюсь вытащить ее на наш импровизированный танцпол, но она сопротивляется.

Кому-то надо быть первым, говорю я и делаю несколько энергичных па под композицию Ты так хороша собой. Все просто чудесно.