5/III. 37 г.
Затем крупное событие — был процесс троцкистов (процесс по делу «антисоветского троцкистского центра», где были обвинены Г. Пятаков, К. Радек, Г. Сокольников, Л. Серебряков и др. — Н.З.
) — душа пылает гневом и ненавистью, их казнь не удовлетворяет меня. Хотелось бы их пытать, колесовать, сжигать за все мерзости, содеянные ими. Торговцы родиной, присосавшийся к партии сброд. И сколько их. Ах, они готовили жуткий конец н[ашему] строю, они хотели уничтожить все завоевания революции, они хотели умертвить наших мужей и сыновей. Они убили Кирова и они убили Серго. Серго умер 18/II, убитый низостью Пятакова и его приспешников. Тяжело и слёзно мы переживаем уход Серго. Колонный зал, венки, музыка, запах цветов, слёзы, почётные караулы, тысячи и тысячи людей, проходящих у гроба… всё это стоит в ушах и перед глазами, а Серго нет. Он был прекрасный большевик, он был человек, он был товарищ, он был чист и не подозревал, что люди могут прийти к нему с камнем за пазухой, он был добр и всякий: дурной и хороший — пользовался широко его натурой. Сколько негодяев много лет эксплуатировали его чистоту и доброту. В личной жизни он был скромен и щепетилен, как очень немногие из [наших] товарищей.Я навещаю Зину. Она геройски перенесла смерть мужа. Очевидно, закалка тяжёлой революционной жизни прошла для неё недаром. Она сама руководила похоронами, была неотлучно у гроба. Читает тучи писем и телеграмм спокойно и рассудочно. Ездит на работу и обсуждает спокойно свою будущую жизнь. Она сказала вначале, что ещё незачем жить, раз нет Серго, и что она не хочет жить так, как М.Л. Кирова, но взяла себя в руки и будет жить так, как, очевидно, хотел бы Серго — в труде и заботе о детях (она ведает детск[им] комбинатом в Кунцеве).