Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

15 июля 1953 г.

Совершенно секретно

[…] В партийных кругах Закавказья хорошо знают, что Берия был заядлым врагом Орджоникидзе Серго. Берия добился ареста брата Орджоникидзе, вынудил у него какие-то признания, которые скомпрометировали Серго перед И.В. Сталиным. Кто-то из московских писателей рассказал мне, что когда город Орджоникидзе был переименован, вдова Орджоникидзе обратилась к Сталину с вопросом о причинах этого переименования. Сталин сказал, что имя Орджоникидзе будет присвоено лучшему городу, но переименование не состоялось, зато все другие города, носившие имя Серго, были вновь переименованы.

Это всё объяснялось клеветой Берия на Серго и вынужденным признанием брата Серго, объяснившим их плохие отношения племенной рознью, нелюбовью мингрела Берия к имеретинцу Орджоникидзе.

ЦХДС. Ф. 5. Оп. 30. Д. 4. Л. 107–108.

Приложение № 17: Из открытых источников

Из писем Назаретяна Орджоникидзе

(Амаяк Назаретян, в то время заведующий Бюро секретариата ЦК РКП(б).)

12.06.1922 г. «Доволен ли я работой? И да, и нет. С одной стороны, я прохожу здесь большую школу и в курсе всей мировой и российской жизни, прохожу школу дисциплины, вырабатывается точность в работе, с этой точки зрения я доволен, с другой стороны, эта работа чисто канцелярская, кропотливая, субъективно малоудовлетворительная, чёрная работа, поглощающая такую уйму времени, что нельзя чихнуть и дохнуть, особенно под твёрдой рукой Кобы. Ладим ли мы? Ладим. Не могу обижаться. У него можно многому поучиться. Узнав его близко, я проникся к нему необыкновенным уважением. У него характер, которому можно завидовать. Его строгость покрывается вниманием к сотрудникам. Цека приводим в порядок. Аппарат заработал хоть куда, хотя ещё сделать нужно многое…»

9.08.1922 г. «Коба меня здорово дрессирует. Прохожу большую, но скучнейшую школу. Пока из меня вырабатывает совершеннейшего канцеляриста и контролёра над исполнением решений Полит. Бюро, Орг. Бюро и Секретариата. Отношения как будто не дурные. Он очень хитёр. Твёрд, как орех, его сразу не раскусишь. Но у меня совершенно иной на него взгляд теперь, чем тот, который я имел в Тифлисе. При всей его, если можно так выразиться, разумной дикости нрава, он человек мягкий, имеет сердце и умеет ценить достоинства людей. Ильич имеет в нём безусловно вернейшего цербера, неустрашимо стоящего на страже ворот Цека РКП. Сейчас работа ЦК значительно видоизменилась. То, что мы застали здесь — неописуемо скверно… Но всё же мне начинает надоедать это «хождение под Сталиным»…

(Большевистское руководство. Переписка. 1912–1927. М., 1996)