— Как же это мы уйдем? — пробурчали в один голос муж и жена. — Уж если вот они (старик показал на тупорылых) откликнулись, то нам, настоящим дельфинам, бросать вас одного никак не полагается!
Делать нечего, хотят остаться, пусть остаются. Я еще раз поблагодарил свою родню и приказал ждать сигнала.
Ждать пришлось недолго. Скумбрия первой увидела бесшумно крадущихся акул. Их оказалось совсем не восемь раз по четыре. Не зря за барабульками и судаками установилась репутация паникеров и врунов.
Всего я насчитал шесть акул. Все они были мои старые знакомые. В тот раз, когда я дрался с желтой акулой, они находились в ее свите.
Первым нас увидел предводитель акульей шестерки и еще издалека закричал:
— Мы приплыли сюда с мирной целью. Мы разыскиваем мудрого попугая. Он нам очень нужен.
Как выяснилось, суеверные акулы предприняли свое путешествие, чтобы, разыскав Адвентиста, узнать, что их ждет в будущем.
Я уведомил акул, что они опоздали и ученого попугая уже нет в живых.
— Не понимаю, — возмутилась скумбрия. — Если вам был так нужен попугай, зачем же вы его тогда проглотили?
— Это мой отец его проглотил, — признался вожак, — и мы его об этом просили. Иначе разве доставишь попугая из одного океана в другой? Ведь плавать-то он не может.
Всплакнув по поводу гибели попугая и заверив меня в своем миролюбии, акулы наскоро распрощались и отправились в обратный путь.
Вслед за ними уплыли и храбрые старики. Не имея возможности отблагодарить их чем-нибудь за отзывчивость и отвагу, я пообещал при случае прислать им недавно изобретенное полоскание для укрепления дельфиньих зубов.
О чудодейственном полоскании ходило множество всяких слухов. Утверждали, что некоторым морским дельфинам оно очень помогало.
Кстати, мне бы оно тоже теперь пригодилось. Дело в том, что еще в схватке с желтой акулой я сильно расшатал передние зубы.
Но больше всего страданий доставляла открывшаяся рана, которую я получил в том же памятном сражении.
Желая облегчить мою боль, участливая скумбрия опрыскала больное место жидкой черноморской грязью и после нескольких разведок обнаружила недалеко от берега источник целебной воды.
Но, несмотря на все принятые меры, выздоровление мое шло крайне медленно.
Боль была настолько сильная, что я даже не мог пошевелить плавником. О свидании с Лидой Катушкиной нечего и думать, и это мне причиняло самую нестерпимую боль.
— Да, — сказал я однажды скумбрии, — грязевое лечение и вся эта древняя подводная медицина — вещи, понятно, проверенные, но есть все же и другие, более современные средства.
Скумбрия, принимавшая любое замечание, как упрек по ее адресу, раздраженно пискнула:
— Что вы, собственно, имеете в виду?
Клятвенно заверив мою вспыльчивую сиделку, что я не питаю к ней иных чувств, кроме пожизненной благодарности, я подробно рассказал об осьминоге, пришивающем морским черепахам новые хвосты. При этом я высказал предположение, что если старый лекарь делает такие сложные операции, то, может быть, он возьмется вылечить мою рану?
Благодаря обширному знакомству, скумбрия в тот же день выяснила местонахождение хирурга-осьминога.
— Вам, как всегда, дико повезло! — обрадовала меня скумбрия. — Ущелье, где практикует этот осьминог, почти рядом. До него отсюда хвостом подать. Правда, желающих попасть к нему целый косяк… По десять операций в день делает…
— Устает, наверное, старик сильно, — пожалел я. — Такую нагрузку и молодой не осилит.
— А вы за него не бойтесь, — больше с восторгом, чем с завистью, сказала скумбрия. — Он же, учтите, осьминог. Если даже четыре ноги устанут, так еще четыре всегда в резерве.
Знаменитый осьминог оказался улыбчивым старичком, добродушным, весело покрикивающим на своих многочисленных помощников, среди которых, к моему удивлению, была даже одна зубатка. Ей осьминог поручал вытаскивать зубами глубоко застрявшие занозы у гладкокожих налимов.
Со мной обстояло все очень просто. Осьминог даже не пожелал выслушать приготовленные скумбрией комплименты по его адресу.
— Некогда, некогда! — прохрипел он. — Тащите сюда больного и приготовьте инструмент!
Меня положили на большие подводные камни.
— Чистый пустяк! — констатировал осьминог. — Сейчас я ему сделаю тоненький рубчик, и он может опять драться с акулами сколько его дельфиньей душе угодно!
Закончив в какие-нибудь двадцать морских минут операцию, старый лекарь похлопал меня дружески по спине всеми своими восемью ногами, что, не скрою, было довольно чувствительно, и привычно столкнул с операционного камня.