Возлюбленная Пилата

— Я бы с удовольствием тебе что-нибудь приготовил, но наверху не разрешают разводить огонь.

— Ладно. Мы что-нибудь найдем.

Однако очень скоро Афер понял, что переоценил возможности закусочных Иерусалима. Город кишел местными и паломниками. К ним добавились воины Ирода Антипы и обе когорты из Кесарии, почти полностью переброшенные в Иерусалим. Пивные были переполнены, а на площадях, возле немногочисленных мест для разведения костров, толпились голодные люди. С трудом они нашли два места за столиком, стоявшим перед закусочной, но хозяин недружелюбно предупредил их, что эти места приготовлены для других гостей, которые вот-вот должны подойти.

— Кроме того, прошу прощения, господин, здесь едят только правоверные.

— Но мы ведь не входим внутрь помещения, значит, не оскверняем воздух, которым они дышат.

— Достаточно вашего присутствия здесь, чтобы сделать для них все нечистым.

Афер кивнул.

— Для тебя тоже?

Мужчина развел руками.

— Нет, господин. Я не отношусь к ортодоксам. Но согласно предписаниям, я должен очиститься, если меня коснется твоя рука или твое дыхание. Тогда я не смогу прикоснуться ни к еде, ни к посуде, чтобы обслужить других гостей.

— А они бы это заметили?

Хозяин вымученно улыбнулся.

— Есть правоверные, господин, которые косо смотрят даже на осла, который несколько дней назад получил корм из рук язычника. Попробуйте все-таки поискать что-нибудь перед воротами города. Там есть пивные и закусочные для иностранцев.

Обычно после захода солнца ворота закрывались, но Афер надеялся, что он, как командующий воинами Ирода Антипы, в случае необходимости мог приказать открыть их. Оказалось, что в эти дни ворота все время стояли открытыми.

Далеко за пределами города, по другую сторону от шатров, в которых жили паломники, они наконец нашли несколько деревянных заведений, в которых готовили еду для приезжих. В одной из них эллин из Тарента обслуживал несколько человек из первой когорты прокуратора. Все они были греками. Другая закусочная, которую содержал перс, была забита купцами и погонщиками из разных провинций Востока. Кроме них, были сирийские, арабские, даже иллирийские закусочные. Афер предпочел отдаленную и поэтому более свободную забегаловку, которая принадлежала выходцу с острова Родос. Они ели жаркое из мяса молодого барашка, капусту, хлеб и фрукты и запивали родосским вином.

Под конец трапезы Тисхахар вдруг спросил:

— Как долго ты пробудешь в Иерусалиме, господин?

— Точно не знаю. Это будет зависеть от приказа, который я получу от прокуратора и царя. А почему ты спрашиваешь?

— Недалеко отсюда, почти сразу за Эммаусом…

— Догадываюсь. Твой брат, не так ли?

— Он выкупил себя и работает там на одного критского торговца лошадьми. Я бы с удовольствием его повидал.

Афер наморщил лоб.

— В общем-то, в ближайшие дни ты мне не нужен. Если меня пошлют в длительное путешествие, я тебя с собой не возьму.

— Ты знаешь, я твой раб.

— Прежде всего ты мой друг. Сколько тебе понадобится времени, чтобы проведать брата?

— День туда, день назад, десять дней там. Или это слишком много?

Афер покачал головой.

— Пойдет. Вероятно, я буду уже не здесь. Возьмешь свою лошадь и поедешь из Эммауса прямо в Кафар Нахум. Когда ты собираешься выезжать?

— Завтра утром, если тебя это устроит.

— Хорошо.

Четвертый час уже давно начался, а Афер все еще сидел вместе с двумя дюжинами других мужчин на каменной скамье в небольшом помещении, которое служило приемной прокуратора. Писарь, устроившийся за столом, записал на папирусе их имена, указав, по каким делам они пришли. Среди присутствующих были просители, жалобщики, торговцы. Большинство говорили с писарем так тихо, что из-за болтовни остальных и шума, доносившегося со двора крепости, можно было разобрать лишь обрывки фраз. К моменту появления Афера в приемной уже было по меньшей мере пятнадцать человек. Когда другой писарь, или помощник, вне очереди вызвал его к прокуратору, остальные проводили его злыми взглядами.

Понтий Пилат сидел в кресле на небольшом подиуме. Перед ним стоял стол, на котором было полно свитков и табличек. Слева от него пристроился писарь, державший на коленях пульт, а справа пожилой мужчина. Аферу пришлось перебрать в памяти несколько имен, прежде чем он вспомнил его: Публий Квинктилий Колумелла, главный советник прокуратора. Человек, с которым Никиас обсуждал все важные вопросы, которые следовало согласовывать между службами царя и прокуратора.

— Аве Сагабиане Афер, — сказал Пилат. Потом кивнул ему, слегка улыбнувшись, и указал на стул перед подиумом. — Садись. Я надеюсь, ты в добром здравии.

Афер ответил на приветствие и прижал правую руку к груди, прежде чем сесть.

— Давай без предисловий о богах и здоровье императора, а перейдем сразу к делу. К нескольким делам. — Пилат бросил в сторону один свиток, внимательно посмотрел на какую-то табличку, отодвинул и ее, взял другой папирус и, развернув его, пробормотал: — Мелочи. Это все ты можешь обсудить с Колумеллой, позже. Может быть, сегодня вечером? — Он повернулся к советнику.

Колумелла скривился.

— Лучше завтра. Это срочно?