Она взяла с меня обещание подумать, и я дала его только потому, что хотела прекратить этот разговор. Я вижу закономерность в своем поведении, и мне это не нравится. Иногда кажется, что во мне два человека… Один — это тот, которым я чувствую, что должна быть, а другой — тот, кто сидит сложа руки и восхищается всей той глупостью, которую я совершаю. Грег — хороший друг. Я должна была рассказать ему все или ничего. Танцы вокруг бубна только усугубили ситуацию.
Я позвоню ему позже и извинюсь. Скажу, что у меня начались месячные. Если повезет, он примет это как оправдание сумасбродного поведения. Мне действительно нравится мой маленький круг друзей, и я не хочу его терять.
Неудивительно, что родители беспокоятся обо мне. Представив себя на их месте, я решила, что возьму себя в руки.
Не могу поверить, что меня так заинтересовала история Мерседес о проекте «Чернильница». Мое единственное утешение в том, что мы все ей поверили. Когда она сказала мне сегодня, что историю ей рассказал Хью, а не выдуманный дядя, о котором она говорила ранее, многое обрело смысл.
Часы исследований выявили только слухи о существовании «Чернильницы». Вероятно, это была городская легенда, созданная солдатами для развлечения — очень похоже на фольклор гремлинов военного времени. Каким-то образом Хью услышал об этом и включил в свою фантазию о вилках. Я восхищаюсь его воображением, но это не мешает мне чувствовать себя глупо из-за того, что я трачу столько времени на изучение того, чего никогда не было.
Пересекая комнату к тому месту, где я ранее оставила свою сумочку, я достаю ложку и передумываю возвращать ее. Зачем мне ставить себя в еще одну неловкую ситуацию? Если Мерседес захочет вернуть свою ложку, пусть попросит меня об этом.
Я открываю мусорный ящик на кухне, бросаю туда ложку и захлопываю его.
Вот и все.
И думать об этом не собираюсь.
Глава вторая
‡
Страх — это то, чего я никогда себе не позволял, но мое сердце колотится.
— У тебя еще есть время передумать, — говорит моя мать, паркуя «Плимут Делюкс», который она научилась водить сама, как только мой отец уехал на очередную работу. Каждый трудоспособный мужчина либо уже отправился сражаться на войну, либо готовится к ней.
Никто не спрашивает, позовут ли меня на службу. Ожидания многих людей от меня снизились в тот день, когда я родился, и доктор сообщил моим родителям, что я слеп. Поначалу отец боролся с правдой, созывая специалистов со всего мира. Никто из них ничего не мог сделать.
Я умер для него в тот день, когда он понял, что не может меня исправить. Он был человеком, привыкшим все контролировать, и мое несовершенство сломило его на базовом уровне. С того дня он утверждал, что у него нет ребенка — до тех пор, пока не родился мой младший брат Пол.
Пол был бы сегодня со мной и мамой, вероятно, тоже попытался бы отговорить меня от этого, если бы он уже не готовился к отъезду. Отец радуется за обожаемого сына, отправляющегося за границу сражаться на войне, с которой многие не вернулись. Эта ирония не ускользнула от меня.
Как и тот факт, что я попросил женщину, которая всегда защищала меня, дать мне возможность сделать то же самое. Я прочистил горло.
— Ты научила меня видеть за пределами моих возможностей. Если я могу сыграть роль, любую роль, в спасении мира — я хочу этого. Нет, мне это нужно.
Она накрывает мою руку своей.
— Я знаю, но лучше бы Фарли не рассказывал тебе о листовке.
Фарли — единственная причина, по которой я чувствую, что могу оставить мать. Я поворачиваю руку, чтобы ободряюще сжать ее ладонь. Он был водителем моей матери еще до моего рождения. Теперь, когда другие мужчины из прислуги были отозваны на фронт, он взял на себя роль главного смотрителя поместья. Фарли под шестьдесят, считается, что он слишком стар для обслуживающего персонала, но я подозреваю, что он все равно вызвался бы, если бы не чувствовал, что моя мать в нем нуждается.
Он всегда заботился о нас двоих. Именно он нанял репетиторов из бостонской школы для слепых, чтобы они обучали меня. Именно он научил меня боевым искусствам и уличным боям, чтобы я был в состоянии защитить не только себя, но и свою мать, если потребуется.
Хотя ни один из них никогда не говорил ни слова, намекающего на это, я подозреваю, что Фарли любит мою мать и украл бы ее у моего отца, будь он моложе. Я бы не осуждал его за это. Фарли — хороший человек, который верит, что я такой же способный, как любой зрячий.
Когда он увидел в небе свирепого орла, спускающегося вниз для атаки, широко и гордо расправившего крылья, но с одной ногой вместо двух, он подумал обо мне. А затем поделился посланием: