— Ты меня видишь? — спрашивает она.
Эмоции затуманивают мое теперь идеальное видение.
— Вижу.
Ее руки обхватывают мое лицо, притягивая его ниже и ближе к своему.
— У тебя глаза другого цвета.
— Да, но теперь они работают.
Слезы текут по ее щекам, но она улыбается.
— Мой мальчик. Я так рада за тебя.
Я накрываю ее руки своими.
— Есть вещи, которые нам нужно обсудить, мама, и мое время строго ограничено.
Она шмыгает носом, вытирает обе щеки, затем жестом приглашает нас следовать за ней в дом. В гостиной Фарли, моя мать и я разделяем минуту молчания после того, как я заканчиваю пересказывать все, что, по моему мнению, могла выдержать моя мать. Я не рассказал, сколько мужчин умерло от инъекций или насколько ужасной была их смерть. Я придерживался фактов, которые могли бы ее утешить.
— Должна ли я сказать Полу? — спрашивает она.
Я качаю головой.
— Эта программа должна оставаться секретной, чтобы быть эффективной. Я бы не сказал тебе, но я не хотел, чтобы ты получила ложное известие о моей смерти.
Высоко подняв подбородок и сложив руки на коленях, моя мать соглашается с тем, что, должно быть, звучит как диковинный и опасный путь. Если она и не одобряет его, по выражению лица этого не заметно. Замужество за моим отцом научило ее скрывать свои чувства по большинству вопросов.
Я перевожу взгляд с нее на Фарли и обратно и на мгновение жалею, что моя мать не выбрала кого-то вроде него. Внимательность Фарли к нуждам моей матери и понимание ее силы непоколебимы. Он смотрит на нее так, словно для него нет никого и ничего важнее… И наблюдать за этим зрелищем столь же прекрасно, сколь и печально. Она заслуживает лучшего, чем мой отец, но никогда его не оставит.
Я вздыхаю.
Есть вещи, которые я могу контролировать, и вещи, которые нет.
— Говорят, мы сможем вернуться домой после войны. Если я еще буду дышать, это не прощание. Я вернусь.
Ее лоб хмурится.
— В роли Джека Салли?
— В роли того, кем мне позволено быть.
Она поджимает губы, а затем говорит.
— Я позабочусь, чтобы у тебя были средства, когда ты вернешься.
— Мам, ты не обязана…
— Джексон или Джек, тебе понадобятся ресурсы. Теперь ты другой, и люди так легко это не примут. Возможно, ты не сможешь вернуться сюда. Если только снова не притворишься слепым. Лучше быть подготовленным и перестраховаться, чем выделяться и навлекать на себя гнев тех, кто сильнее тебя.
Так ли она относилась к моему отцу? У меня сжались кулаки. Если он когда-нибудь поднимет на нее руку, это будет последнее, что он сделает перед встречей с создателем. Когда я вернусь, а я вернусь, я построю дом, такой же великолепный, как у моего отца, и дам матери безопасное место, где она сможет быть настолько откровенной, насколько ей заблагорассудится.
— Я буду осторожен и вернусь.
Она подходит и смотрит мне в глаза.
— Не забывай быть добрым. У тебя всегда было доброе сердце. Неважно, насколько сильными они тебя делают или как проходит эта война, не позволяй никому отнять это у тебя.
Глава пятая
‡
Когда я вхожу в лифт дома Мерседес, то все испытываю похмелье, но в полиции сказали, что это нормально. Они также сказали, что меня должен осмотреть врач, но для этого потребуется еще раз повторить то, что я делала накануне вечером, а я хочу оставить этот опыт позади. У полиции есть описание человека, который что-то подсыпал мне в напиток, и они говорят, что выследят его.
Я больше не хочу об этом думать.
Один болезненно неловкий разговор окончен, один остался.
С наступлением утра пришла некоторая ясность. Подонок в баре был опасен, но Мерседес безвредна. Я слишком остро отреагировала, когда убежала от нее. Что мне следовало сделать, так это спокойно вернуть ей ложку, поблагодарить за предложение и вежливо отклонить его.
И это то, что я намереваюсь сделать.
Я пишу Мерседес, чтобы убедиться, что она дома.
Она там.
Хью тоже, но это не имеет значения. Он также никогда не относился ко мне враждебно. Ну и им нравятся ролевые игры. Похоже, это их бизнес. Все, что мне нужно сделать — объяснить, что мне это неинтересно, и мы все сможем вернуться к тому, как все было раньше.
Ничего страшного.
С взволнованной улыбкой Мерседес распахивает дверь и оглядывается, как будто ожидая, что со мной кто-то есть. Когда она замечает, что я одна, то наклоняет голову набок и приглашает меня внутрь.
Хью поднимается с дивана, чтобы поприветствовать меня с другого конца комнаты. Если бы он подошел, я, возможно, снова убежала бы, и он, кажется, это почувствовал.
— Привет, Шерил.
Мой голос звучит сдавленно.
— Привет, — я подпрыгиваю от звука закрывающейся двери Мерседес.
Когда она приближается, я пытаюсь незаметно увеличить расстояние между нами, отступая в сторону, как это делают члены королевской семьи в видео. Я прочищаю горло и говорю:
— Я здесь, чтобы вернуть ложку.
— Вернуть? — от разочарования глаза Мерседес темнеют.
Я достаю ложку из сумочки и протягиваю ей.
— Мне не следовало ее брать. Чем бы вы двое ни занимались, это ваше личное дело, и я не осуждаю, но это не для меня.
Мерседес принимает ложку, нахмурившись.