Возмездие за безумие

Игорь застрелился из пневматического пистолета, который попросил у сторожа своего офиса. По словам пожилого армянина Игоря Арамовича, выполняющего обязанности ночного охранника и хорошо знавшего хозяина в лицо, Иванов пришёл в офис первый раз около двух ночи, быстро поднялся наверх в свой кабинет, и так же быстро ушёл. Второй раз Иванов явился на фирму под утро. На вид он был сильно уставшим, но не пьяным. На вопрос сторожа, почему не спит в такую рань, сначала сказал, что много дел. Зашёл внутрь, прошёл в своё бюро, чем-то там гремел, шуршал бумагами. Это Арамыч, как все на фирме звали сторожа, слышал отчётливо: помещение, которое Иванов снимал под юридическую фирму, было не очень большим, и в ночной тишине звуки внутри него были хорошо слышны. Примерно через десять минут после того, как он поднялся в свой кабинет, Иванов вышел к сторожу и попросил чаю. Сонный мужчина услужливо закивал: глаза плохо открывались, но по службе спать было не положено. Оставив на столе на проходной свой пневматический пугач, сторож пошёл в туалет за водой. Потом они пили чёрный чай – крепкий, ароматный. Иванов говорил мало, казался чем-то расстроенным. Потом вдруг спросил сторожа, как ему работается, не мало ли платят, приходится ли применять недавно выданные сторожам на случай нападения травматические пистолеты.

– А то, говорил тезка, какие они сторожа, так, пугала огородные, – вспоминал армянин в кабинете следователя, – Все-таки на фирме куча важных документов находится. Тут у нас договоры на миллионы. Контракты краевого значения и даже государственного! – армянин вытирал слёзы, как это обычно делают старики: платком и в углу глаз, не давая им скатиться, и словно стыдясь. Своего бывшего начальника Арамыч уважал, за глаза называя уважительно «тёзкой». Пожилой человек редко встречался с работодателем, но всегда приветливо улыбался Иванову, подробно отвечал на вопрос о жизни, считая это знаком уважения. В наше время, когда любой маломальский выскочка, едва поднявшись по служебной лестнице, начинает тыкать младшему персоналу, Игорь Дмитриевич Иванов служил примером подражания для сотрудников, учтиво называя всех по имени-отчеству, стараясь уделять внимание каждому.

Заметив грусть в глазах начальства, Игорь Арамович заговорил именно про то уважение, которое теряется в безумном вихре суток современного делового человека. Он рассуждал, медленно и чётко выговаривая слова: порядочность, доброта, почитание, казавшиеся вроде бы простыми, такими же русскими, как любые другие, но отчего-то забытыми и отставленными в категорию философских или утопических понятий. И Иванов, слушая звучный голос сторожа, столь нехарактерный для его возраста, поражался светлому уму и простоте мыслей мужчины. Так мог думать и говорить только счастливый человек. Иванов склонил голову, как провинившийся, и, молча, кивал на каждое утверждение. Как, казалось, обыденно каждое утро желать всем доброго здравия и хорошего дня, как это было принято в годы их молодости не только на Востоке. Как, наверное, правильно тревожить людей звонками не только для того, чтобы решать какие-то проблемы, но и потому, что хочется поделиться радостью или справиться о здоровье. Как, нужно ежедневно уверять родных и близких в своей любви к ним… А иначе, зачем жить.

Но чем больше говорил старик о любви и порядочности, тем сильнее округлялась спина Иванова под бременем безысходности. И вопрос этот: «зачем жить?» – стучал и стучал в голове, не отпуская, не предполагая скорого ответа. Взгляд Игоря, до этого пусто блуждающий по декорациям на входе, перескакивающий с мебели на стены, упёрся в пол.

– Может вам, Игорь Дмитриевич, все-таки пойти домой? Поспать, – пожалел начальника старик. Но тут же заметил, как при упоминании дома мужчина вздрогнул и ещё больше осел: