Возмездие за безумие

Разговаривая, Галя непременно что-то делала: наливала воду в стакан, крошила в ложке таблетку, чтобы Юле было легче её глотать, растирала её тело мазями, а то и вовсе кормила с ложки, как маленькую, отслеживая, чтобы дочь проглатывала еду. За десять дней очередного криза вес девушки снова катастрофически упал, заострив колени и ключицы. Юля послушно подставляла тело, открывала рот, вытягивала шею во время причёсывания длинных волос. От лёжки волосы спутывались на затылке, и Гале стоило немало труда расчесать их, не причиняя боли. Но даже самые нежные движения заставляли Юлю вскрикивать:

– Ой, аккуратно, мама. Да, было хорошо. Я думала, что уже никогда плохо не будет. Там, на юге – солнце, море. А тут, – девушка кивала на занавешенное окно. Плотную штору Галя повесила по её же просьбе, чтобы свет не раздражал глаза. Теперь вот штора оказалась виновницей сумрака. Но заострять на этом внимания Галя не хотела, продолжала расчёсывать волосы:

– Вот видишь. Значит, надо вставать.

– Надо, – согласилась Юля, и вдруг отстранила руку матери со щёткой и стала натягивать одеяло до самого подбородка. – Вера мне говорила, что поможет выжить… – Глаза её при этом блуждали по потолку.

– Что значит, выжить? Совсем что ли? – Галя покрутила щёткой у виска. – Тебе не выживать, а жить нужно, – голос Уховой прозвучал излишне резко. Но тут же, заметив слёзы в глазах дочери, размякала и тоже готова была реветь, – Доченька, Юлечка, бусинка моя, моя девочка, – Галя бросалась к Юле, целовала её, гладила ей руки, ноги, лицо, волосы, – В жизни так много хорошего. И мужчины, и дети – всё у тебя ещё впереди. Если с Ромкой что-то не так, разведёшься. Потом встретишь другого, хорошего, который сможет оценить тебя, – Галя говорила это дочери, а сама уже мыслями была с Валерием. И её счастливое выражение было таким заметным, что Юля стала натягивать одеяло теперь уже на голову:

– Уходи. И не приходи больше. И никакого мне не надо: ни хорошего, ни плохого. И я никому уже больше нужна не буду.

– Это почему ещё? – Галя пыталась снова играть, но Юля, будто резала по живому.

– Я – вор. Так папа сказал. И ты так думаешь. Не ври, я знаю, что думаешь.

– Я не думаю, Юлечка, – Галя молила простить за когда-то выказанное подозрение, но дочь отвернулась.

– Я всем вам как кость в горле. Только Верка может помочь мне оправдаться, когда найдёт настоящего вора. Уходи!

Галя разочарованно «спускалась из своих облаков на землю» и вздыхала. Большего от дочери ждать не приходилось, поэтому женщина начинала собираться домой. Она знала, что Юля не вылезет из-под одеяла до тех пор, пока не закроется дверь. Так было в последнее время всегда: те же слова, те же уверения, тот же отказ от них, и та же игра в прятки под одеялом. Вот только сегодня, перед тем, как идти в морг, Галя услышала уже на пороге необычную просьбу:

– Веру попроси прийти. – Голос Юли звучал громко, так, что заставил мать вернуться. Галя посмотрела на дочь, вынырнувшую из-под одеяла, и такую мирную, такую добрую:

– Веру? Ты сказала Веру?

– Да, Веру. Ты ведь увидишь её сегодня?

– Да. То есть… Откуда ты знаешь?

Юля пожала плечами:

– Так попросишь?

– Попробую, – Ухова представила, как трудно будет выполнить просьбу дочери именно сегодня, в день похорон Иванова.