Возмездие за безумие

– Муж, – голос молодого мужчины дрожал, телефон в кармане, по которому он всего полчаса назад разговаривал с женой, жёг бедро. «Как? Почему? Зачем Юля это сделала?», – Вопросы били по вискам, не давая понять происшедшее. Ясным казалось только одно: его голос был для Юли последним. Его она хотела слышать перед смертью. Его оправдания, возможно, уговоры ничему не верить. А он? Он подумал, что вот и настала пора для правды, и смолчал, подтверждая обвинения. Сюзанна каждый день говорила Роме, что пора раскрыть карты, признаться всем открыто об их связи, вернее нет, не связи, об их любви. Любви?

Да, ещё полчаса назад Киселёву казалось, что его отношения с Сюзанной – любовь. Теперь же, с ужасом глядя на лежащую на асфальте Юлю, Рома вдруг понял, что любовь у него была только к жене, и только с нею. А Сюзанна? Что это? Всё, что угодно, только не то глубокое, красивое чувство, которое Роман испытывал семь лет назад, когда шёл под венец, держа под руку будущую жену. Юльку он хотел удивлять, опекать, восхищать. Сюзанну ни удивлять, ни, тем более, опекать, не получалось. Иногда в глазах возлюбленной Рома видел восхищение: его красотой, его мужской силой, его умением подстроиться под ту игру, что вела с ним Козлова. Но этот блеск быстро уходил, уступая место сосредоточенной деловитости. Под пронзительным взглядом Сюзанны Киселёв был весь на виду, как голый человек под рентгеном. И это пугало, настораживало, вызывало неприязнь.

Их отношения, начавшиеся совсем недавно, всего три месяца назад, развивались так стремительно, что Киселёву они казались сном. Он сознавал, что мудрая, опытная женщина приручила его к себе, продолжает привязывать ежедневно, используя для этого всевозможные методы, о которых Роман только слышал, но и думать не мог применить их к себе. Вот только осознание это пришло постфактум, то есть, слишком поздно, уже после всего происшедшего. И вспоминать, и стыдиться юноше было чего, и было от чего краснеть наедине с собой и заливаться потом позора и одновременно желания, оставшись без любовницы. Особенно срамными казались мысли о «дружке» – силиконовом фаллосе, который Козлова держала в ящике с нижним бельём, розово-телесном, полной и удачной имитацией настоящего мужского органа. Познакомив Романа с предметом удовольствия сначала издалека, показывая на нём всё, что женщина предполагала сделать с самим юношей, и что возбуждало неимоверно, постепенно Сюзанна стала привлекать «дружка» как активного участника их тандема. Вспоминая, где и при каких обстоятельствах он побывал в его теле, Киселёв стыдился перед самим собой. А вместе с тем, понимал, что именно вот такое разнообразие и влечёт его больше всего к Сюзанне. «Кто ещё, кроме неё, предложит такие откровенные извращения, результатом которых станет столь разнообразная гамма чувств – самые наилучшие, самые сладкие ощущения? Ну не законная же жена? Тем более ни девки в барах, виснущие пачками: где гарантия, что такого рода тайна не выйдет за пределы гостиничного номера, куда Роман притащит эту самую дискотечную красу? Нет уж. Только Сюзик, такая желанная, такая умная и доступная – верх всякого желания для мужчины».