Возмездие за безумие

– А Витя – совсем маленький тут и щупленький, ему лет шесть. Стоит такой милый пацан, уже в этом возрасте красивенький и ладненький, щурится на солнце, на голове белая кепка, как у морячка, и брючки такие же – широкие клёши. А батя его, статный, крепкий, в него весь род Уховых – ширококостный и просто огромный, выставил напоказ начинающий проглядывать живот, шорты до колен, а майка переброшена через плечо. И трубка во рту. Вот странно, он ведь никогда вроде не курил? Скорее всего, прикупил в сувенирной лавке и позирует.

Галя с умилением отмечала, какие все на снимке милые, какие у бывших родственников добрые лица. И не догадаешься по ним, что через двадцать лет свекруха превратится в злюку, а батя вообще перестанет общаться со снохой от обиды, что в квартиру на Атаманской переехали они, молодые, из-за маленькой Юлечки.

– Охомутала она, Виктора, охомутала, – словно услышала Галя осуждающий голос бывшего свёкра и, оглянувшись по сторонам, поскорее спрятала фотографию в альбом.

Вторым снимком была фотография, сделанная Верой Ивановой в Испании в 2001 году. Ухов и Иванов в тот памятный совместный отпуск, когда приехали в Барселону на рождение Полин, обнаружили где-то неподалёку от съёмного испанского дома заброшенную сливу. Три дня мужики инспектировали дерево, приглядываясь, дожидаясь хозяина. А потом беспощадно ободрали плоды, заявив, что если он и есть, то зря не поторопится: дерево-то вот-вот осыплется.

– Да куда вы её столько наволокли? – всплеснули руками одновременно и Лена, и Галя, с укором глядя на два огромных ведра, заимствованных у хозяйки дома.

– Есть. – Виктор был горд.

– А то ещё и варенья наварим.

– Чего? Да у нас в голодный год такая слива пятак на рынке. Отсюда переть ещё! Нужна она нам, кислятина, – сморщилась Галя, попробовав ягодку.

– Она вроде как недоспелая, – поддержала соседку Лена.

– И что? Недоспелой мало. И вообще это сорт такой, с кислинкой.

– Так и не рвали бы, – глядя на Ухову, Лена не решалась даже попробовать; она вообще кислые фрукты не любила. А тут один вид подруги вызвал оскомину.

– Так ведь, халява, бабы. Вы что? Мы сейчас с Виктором быстро сахарок организуем, и все дела.

– Будете потом зимой лопать варенье и всем рассказывать, что это из Барселонской сливы, – Ухова тоже распирало от значимости собственной заботы о семье.

– И не думайте.

– На эту дрянь сахар переводить!

– Да оно вам тут золотым выйдет.

– Ты видел, Игорь, сколько здесь килограмм песка стоит?

Женщины вразумляли мужей, как могли, но те, воодушевлённые поддержкой детей, слушать все равно не стали. У местных русских нашли где-то таз из нержавейки и наварили варенья. А потом придумали, что везти домой его лучше всего в надувном кругу. Вытащили в последний день купаний из круга носик, налили в клеёнку лакомство, а дырку от носика плотно заклеили лейкопластырем.

– Теперь нас ни один таможенник, ни в чём не заподозрит, – радостно объявил Иванов, демонстрируя наполненный круг у себя на шее, – Пусть думают, что я с пляжем расстаться не могу, – указал он на тяжёлый круг. Сквозь яркий рисунок клеёнки при тщательном рассмотрении проглядывали ягодки вареной сливы.

– Давай я тебе помогу снять, – предложил Виктор, ревниво стаскивая надувную игрушку. Вера засняла мужчин, когда они держали круг вдвоём.

– Да уж, поели мы тогда испанского вареньица, – вспомнила сейчас Галя, и во рту стало кисло-сладко. А на глазах проступили слёзы. Фотографии той, прежней жизни невыносимо напоминали о прошлой счастливой жизни. Как верно сказано, – что имеем, не храним, а потерявши, плачем. Листая страницы, Ухова сначала плакала, потом просто ушла в себя, объятая нахлынувшими воспоминаниями. Вдруг в руки попалась вырезка из газеты, та самая, про войну в Сербии, на фоне которой разгорелась их первая с Виктором ссора. Галя принялась читать вслух:

«От солдата миротворца.