Возмездие за безумие

«Интересно, как давно они были знакомы?» – рассуждала Сюзанна, сидя на балконе. Из-за стресса сигареты она не курила, а «поедала», не чувствуя ни вони от них, ни горечи во рту. Теперь уже точно припомнить было трудно, но, кажется, где-то ещё год назад Кирилл как-то похвастался перед любимой, что теперь за свой бизнес он спокоен, так как собственно продажей картин будет заниматься не он, а профессиональный посредник. Вот, значит, кого он имел в виду… – Валерия. Да уж, маклер-ломаклер, накрутил делов. И ведь как всё гладко складывал: на Сюзанну внимания не обращал, а сам давно уже вынашивал планы на её счёт. Кирилла притворно почитал, а на деле презирал его и пользовался его мягкотелостью. Наконец, притворялся, что ему нравится Галя, а, похоже, что… Хотя что «что»? Сказал, не звонить, но почему? Чтобы не травмировать? Вряд ли. Что-то кроется за этим другое.

Сюзанна в десятый раз набирала то домашний Уховой, то мобильный. Телефоны не отвечали. Каждый раз, раздражённо бросая трубку на диван, неслась в кухню, варила себе очередную порцию кофе, с которым выкуривала сразу несколько сигарет, опрокидывала в рот рюмку коньяка, и думала, думала, думала.

Где-то в начале второго часа по полудню Сюзанна, осматривая через открытую раму балкона сквер, вдруг увидела Галю, появившуюся в дальнем углу парка, со стороны Октябрьской. Галя отрешённо шла по серым дорожкам, ничего не замечая вокруг себя. Её хорошо было видно сквозь голые ветви деревьев: в самой глубине сквера ярким жёлтым пятном трепался на ветру её плащ. Не медля ни секунды, Сюзанна побежала одеваться. Необходимо было перехватить Ухову до того, как она подойдёт к дому. Быстро натянув пальто, на улице дул промозглый ветер, Сюзанна спустилась к арке, торопливо путаясь, нашла необходимый электронный ключ для врезанных недавно в арки здания кованых железных ворот, и, не заботясь о том, чтобы закрыть калитку, выпорхнула в скверик.

Галю она встретила на месте бывших каруселей. Ухова держала в каждой руке по белой туфле и была погружена в свои мысли.

– Это для Юли? – Это был единственный, пожалуй, вопрос, не ответить на который Галя не могла. Никого не видя вокруг, не замечая даже самой Сюзанны, тоже яркой, в оранжево-красном, она остановилась, как упёрлась во что-то, посмотрела на бывшую подругу сначала с удивлением, потом, после повтора вопроса, с блаженной улыбкой мирной сумасшедшей:

– Нравятся?

– Да. Пошли, сядем. Поговорить нужно.

Галя безропотно свернула к лавочкам, на удивление пустым, несмотря на выходной, детей и взрослых разогнал все более усиливающийся ветер.

– У тебя Валерий сегодня был?

Галя медленно и пристально посмотрела на Сюзанну, пытаясь понять, насколько подруга пьяна, от Сюзанны несло алкоголем:

– Ты это знаешь, или опять шестым чувством навеяло?

– Да если бы. А для чего он приходил? – серьёзность женщины и её сосредоточенный взгляд подсказали Уховой, что вопрос задан не из любопытства.

– Помочь.– Обида, скопленная за долгие недели с момента ссоры, не позволяла Гале вот так сразу откровенничать. Да и вообще, не до разговоров ей теперь было.

Час назад, когда Валерий высадил её там, где она попросила, Ухова пошла в гараж бывшего мужа. После смерти Виктора все ключи – от машины, от гаража, от сейфа, которые теперь были не нужны, она носила с собой. Подойдя к гаражу, Галя с трудом открыла ржавый замок. Даже здесь муж был плохим хозяином, державшим в запустении «свои владения». Скоба, перетянутая через дверь для удержания, жалобно скрипнула при откидывании. Лёгкие железные двери заскрипели протяжно, вызывая визгом неприязнь. Осторожно проникнув внутрь гаража, Галя первое время привыкала к темноте а, привыкнув, удивлялась всё больше и больше. Последний раз тут Ухова была, может, года два назад и помнила, как гараж был завален всяким хламом. По непонятной для других национальностей привычке, славяне, в большинстве своём, привязывающиеся к вещам почти как к живым существам, забивали в домах шкафы всякой дрянью, которая, если больше не помещалась, перекочёвывала из квартир сначала в гаражи, а оттуда на дачи. Отчего хлам с годами заполнял всё пространство: в нём жили, им дышали, от него избавлялись с таким же трудом, с каким расстаются с дорогими сердцу людьми. Столетней давности журналы, книги, прочитанные раз в жизни, а то и вовсе не прочитанные, ржавые металлические изделия, стекло и посуда, обречённые на ожидание своего часа: «вдруг какой большой праздник» или: «а что, как снова придёт на ум заняться консервированием», сломанные и больше не подлежащие ремонту предметы быта, мешки с одеждой: ставшей маленькой или немодной, или потрёпанной, кули с обувью: «для дачи, для леса, для рыбалки», и прочее, прочее, прочее – задавливали всё жилое пространство.