Чего только стоило, вытащить из наваленной кучи одежды рваные детские колготки и воскликнуть почти в экстазе: «А помнишь, как наша девочка в них пошла в первый класс?» Или, перекладывая из стопки в стопку истёртое до дыр полотенце, приговорить, что для тряпок оно вполне даже годно. И не важно, что предполагаемых тряпок вполне хватило бы, чтобы вымыть ими всю страну, не только одну квартиру. Главным считалось то, что всегда есть что-то про запас, на всякий случай, на худой конец. Так и жили, с боязнью наступления тяжелых времён, а то и вовсе нищеты. Так и хранили всё по углам и коробам.
Витя исключением из правил не был, отчего гараж его казался Гале утробой переевшего кашалота из сказки Ершова о Коньке Горбунке. И, по аналогии со сказочной моралью, Ухова предлагала мужу не раз вынести всё содержимое гаража на помойку. На что всякий раз Виктор огрызался:
– Дома командуй! Тут – моя территория. Как хочу, так и живу.
Вот почему сейчас, оглядываясь на пустые углы, и заметив следы от метлы на полу, Галя поёжилась: туда ли она попала? Не спутала ли помещение? Хотя, вряд ли: посредине, над рабочей ямой, стояла последняя машина Ухова – белый «Вольво».
Всего насколько месяцев назад Витя купил её, почти новую, у богатого хозяина, жена которого капризами выклянчила автомобиль, но ездить на нём так и не стала. Машина досталась с тринадцатью километрами пробега, и внутри ещё пахла краской. Виктор выторговал «Вольво» задёшево, объясняя, что если хозяин станет ломить цену, то говорить не о чем. В результате, получил автомобиль, чуть ли не за полцены, и радостный мотался на нём везде, рассказывая про удачную сделку. За прошедшие месяцы потрепал Ухов свой транспорт изрядно: занимаясь извозом, да и так, мотаясь на нём в дело и без. Никакого ухода, даже минимального, к механизму хозяин не прилагал, отчего выглядела машина намного «старше своих лет». А разбитая одна из лупастых фар переднего бампера, вообще превращала её в инвалида.
– Да, голубушка, тебя он тоже не щадил, – Галя погладила пыльную машину рукой, с удивлением подумала, что странно много собралось за неполный месяц грязи на стёклах, и поспешно вытерла руку о брюки. Коробку с обувью, которую женщина держала в руках, ставить на пыльную поверхность не хотелось, поэтому вглубь гаража, где было просторнее, Галя пробралась вместе с ней. Тут стояли три табурета, импровизированный столик из большого деревянного ящика. Чуть поодаль, на полке у стены располагались стаканы и миски – посуда для тех застолий, а вернее посиделок, что Виктор регулярно устраивал в гараже с друзьями.
«Интересно, когда же они тут пили в последний раз?» – подумала Галя, прикидывая, что, скорее всего, это было перед смертью Иванова. А может, последним был как раз тот самый вечер, когда Виктор напоил друга и отдал ему занятые пять тысяч долларов, которые Иванов тут же проиграл? «Невероятно!» – события всего двухмесячной давности казались Гале теперь такими далёкими, какой была вся её жизнь: до Нового года и ухода Иванова, до страшного происшествия с Юлей, до смерти мужа.
– А потом ещё Рома и Кирилл, – женщина разговаривала сама с собой; в последнее время это случалось регулярно, и Галя не замечала, как, оставшись в квартире одна, рассуждала вслух, беседовала с кем-то, даже с чем-то.
Медленно подойдя к полке, Ухова вдруг обнаружила на ней фотоальбом, тот самый, что она искала сегодня в зале. Странное совпадение. А может, нет. А может для того женщина и шла в гараж, что почувствовала, где именно могут храниться фотографии, и именно интуиция привела её сюда. Отставив коробку, Ухова взяла альбом. Из него выпало несколько карточек. Вот родители Виктора с ним самим и с его бабушкой летом на море. Снимок сделан профессиональным фотографом с подписью: «Алушта, 1967 год». Какие все молодые! Мать Виктора, мерзкая тварь, на которую он был так похож. Её не узнать – стройная, загорелая, в платье с юбкой клёш и в туфлях-лодочках. А волосы затянуты в «бабетту». Прямо как киноактриса Бриджит Бардо. Тогда тоже, наверное, подражали звёздам. И даже наверняка. В памяти Гали всплыла стопка журналов «Советский экран», которые её матери удавалось доставать через знакомых. Подписаться на популярное издание было практически невозможно, а в торговой сети журналы припрятывали и перепродавали фанатам известных актёров втридорога. Те потом вырезали титульные обложки и расклеивали по стенам квартир. У них самих тоже висели портреты Николая Рыбникова в туалете, а Вячеслава Тихонова – в прихожей. Но у матери Галины были надежные подруги во всех сферах торговли. Пользуясь услугами то Зиночки из Детского мира, то Александры Васильевны из Дома обуви, то тёти Маняши из киоска на углу их улицы, мать, как кассирша продуктового, оставляла взамен докторскую колбаску или сыр. Так в те времена было повсеместно: натуральный обмен, кто что мог поменять, тот то и предлагал.
Галя погладила фотографию осторожно, будто боялась, что от прикосновения снимок исчезнет: