Возмездие за безумие

– Оно тебе надо, алкашку эту ублажать? – заранее осуждал Ухов любые попытки жены навестить мать, побаловать её перед праздниками. Частично он был прав, после ухода дочери из дома, мать Галины попивала, зазывая от скуки знакомых тёток. Она все также работала продавщицей, то достаточно зарабатывая, то едва-едва сводя концы с концами. Двухкомнатная квартира в Пашковке, и в те далёкие времена скромная и не претендующая на особый уют, превратилась со временем в запущенное жилище, в котором зияли сорванные пустоши обоев, махрились обивки дивана и кресел, оборванные когтями давно живущих в доме кошек или собак. Обшарпанные и затёртые местами до дыр, они тоже удручённо указывали на безденежье. Некогда чистоплотная и аккуратная, с возрастом мать Гали перестала следить за порядком, отчего деревянные доски полов потрескались и обшаркались, кафель местами откололся, цемент между его квадратиками повываливался, обнажая стены. Раковины, ванна и унитаз пошли пятнами и разводами, воняли солями испражнений и застоем стоков. Розетки электроприборов, предметы кухонной утвари и бытовые аппараты покрылись грязью, налипшей на жировые испарения, приклеенной навечно, чернеющей на белых поверхностях, въевшейся и безобразной, отторгающей.

Приходя к матери, Галя осуждала её, то скрыто, то вслух. Квартира в Пашковке на первом этаже казалась теперь мрачной хижиной по сравнению с их солнечной двушкой на девятом в центре Краснодара. И Галя, выросшая в нужде, очень скоро, под стать новой родне, стала тоже брезговать ею, отрекаясь от нищеты, а вместе с нею и от родной матери.

– Да, вырастила я тебя Иудой в женском обличии, – понимая, как поменялась Галина, мать не могла удержаться от упрёков, – Быстро тебя эти жмурики переобули. Променяла ты, Галка, кровь на быт. Слова матери, обидные, ранящие, Ухова старалась относить на психопатию, какая может развиться у одинокого и пьющего человека. Мужчины в доме матери после ухода дочки так и не появилось.

– Воспитывай себя, меня не надо, – отмахивалась Галя и торопилась уйти. Двадцать с лишним лет замужества сделали двух родных женщин далёкими и не понимающими друг друга. Никакой жалости к стареющей матери Галя не испытывала. Никакой любви к ней или хотя бы элементарного уважения к бабушке дочерям не прививала. «Мамина мама» была для Юли и Полин существом нереальным, проживающим близко, но вне их жизни, помимо их семьи. Встречи с внучками мать Гали могла сосчитать по пальцам. И от того, что именно её дочь, когда-то так любимая и балованная ею, нанесла столь болезненный удар, со временем тоже перестала звонить в квартиру на Атаманской, прекратила любые попытки повернуть дочь к себе, вернуть ей сознание если не дочерней любви, то хотя бы долга. Поняв насколько она одинока, Галя почувствовала, как могла бы пригодиться ей сейчас материнская жалость, обычная теплота близкого человека, того же старшего брата, которого тоже презирала за бедность и простолюдинство. Но ждать от близких было нечего, а уповать стоило только на себя. Снова и снова Ухова упиралась мыслями в безысходность ситуации, которую создала сама.

Медленно, стараясь не оглядываться, Галя отошла от полки с положенным на неё альбомом, протянула руки к коробке на деревянном ящике вместо стола, но неуклюже взяла её и она раскрылась. Туфли, белоснежные, из тонкой итальянской кожи, выпали на земляной пол. Поскорее схватив их без коробки, Ухова выбежала из гаража. Сердце колотилось, руки дрожали. Кое-как навесив засов и закрыв замок, Галя побежала подальше от любимого места мужа. Она бежала, задыхаясь и не осознавая, что рыдает на ходу, пока вдруг не увидела жалость и удивление в глазах прохожих.

И тогда взяла себя в руки, утёрла слёзы и пошла медленно. Жизнь казалась совсем ненужной.

Глава 52. «Нам может помочь только Вера»

Галя и Сюзанна сидели на скамейке в сквере, той, что пока ещё сохранилась нетронутой возле фонтана со слоником. Вокруг памятника опять велись какие-то ремонтные работы и ходили слухи, что слоника хотят снести в пользу расширения кафе, открытого при нём. Козлова намеренно увела подругу подальше от проезжей Атаманской, боялась, как бы ни нагрянул Валерий, не увидел подруг вдвоём:

– У тебя он сегодня был?

Галя сразу поняла, о ком речь, и кивнула.

– Зачем приходил?

– А ты догадайся своим сверхчутьём, – Ухова повернула лицо и посмотрела на соседку с издевкой, – Что не можешь?

– Могу. Про квартиру говорил.

Лицо Гали вытянулось:

– Точно.

– Что именно?

– Что именно? Да какая тебе-то печаль, Сюзя? Разве тебе не всё равно, что со мной происходит? – Галя мотала туфлями в воздухе как барабанными палочками, рассекая воздух резко, с остервенением.

– Представь себе, что нет.

– Ну и ладно. Все равно я не обязана тебе докладывать про свои дела. Валерий —благородный человек. Он решил помочь мне с квартирой. Чужой совсем, казалось, мужик, а такую заботу проявляет.

– Что? Что ты сказала? Помочь? Как помочь?