– Вы что хотите, чтобы я тоже сошёл с ума, как моя жена? – спрашивал Киселёв-младший у родителей всякий раз, когда они пытались его урезонить, – Ей ведь совершенно ничего теперь не нужно. Тёща подсадила её на какие-то транквилизаторы, и я не могу больше общаться с Юлей. Она отказывается выполнять все свои обязанности, в том числе и супружеские. А про мой день рождения и годовщину свадьбы вообще забыла.
Оправдание было слабым, но законным. Телефонный разговор двух матерей по душам в конце октября никакого утешения Марии Ивановне не дал. Галя объяснила состояние дочери, соблюдая хронологию с поразившей Киселёву точностью. На следующий день после возвращения с моря Юля стала жаловаться на сильные боли в шее и спине. Девушка плакала и кричала так, что Галя была вынуждена вызывать на дом скорую помощь. Врачи, озадаченные слезами и требованиями молодой пациентки, предложили лечь на обследование в отделение нейрохирургии. Юля отказалась. Гале ничего не оставалось, как согласиться на сильнейшие обезболивающие из ряда морфеиновых. Мера считалась временной, до наступления улучшения.
В начале октября все предположения врачей о ремиссии оказались несостоятельными: девушка страдала всё больше и больше. Она теперь практически не могла двигаться, любая смена положения вызывала «прострелы». Юля целыми днями лежала на спине, на низкой подушке. Галя ютилась на полу на надувном матрасе. Полин – на матрасе на лоджии. Уже знакомая невропатолог, снова вызванная на дом, после проведённого экзамена опять подтвердила, что никаких физических отклонений не находит, что это психосоматические проявления, и снова, но уже более настоятельно, посоветовала обратиться к психиатрам. От чего Галя категорически отказалась. Тем более, что рекомендации специалиста донеслись до Виктора. А ему только стоило услышать слово «психиатр», чтобы потом постоянно добивать им бедную девочку, а заодно и саму Галю. Давая отпор врачу, она максимально сузила глаза и зашипела:
– Моя дочь – не псих. И если вы не понимаете, как её лечить, то это не значит, что нужно делать столь поспешные выводы. Это обычное сезонное обострение остеохондроза.
– Ну, что ж, я предлагаю делать выводы вам, если вы разбираетесь, что лучше для вашего ребёнка, – разумно согласилась врач, забрала озвученный ей предварительно гонорар и уехала. Вечером этого же дня, очередная скорая помощь увезла девушку в больницу ибо, не справляясь больше с болями, Юля вдруг выразила желание покончить с собой. Перепуганная Галя оставила Полин с отцом и сама поехала в неотложку. Терапевты скорой помощи вкололи Юле сильнейшее успокоительное и отправили Ухову с дочерью домой, несмотря на ночь. Виктор, после возвращения Юли домой, отделался скупым объяснением жены по поводу того же «сезонного обострения». Галя ультимативно предупредила не травмировать дочь расспросами, пригрозив: «Прокляну!».
Впервые с момента совместной жизни Галя разговаривала с мужем жёстко и безжалостно. Совершенно не готовый к подобной агрессии, Виктор, обвинённый во всех бедах семьи, отступил и затаился. О процессе дальнейшего развития событий Ухову предстояло теперь наблюдать только издалека, а выводы о происходящем делать из разговоров супруги по телефону, которые доносились сквозь толщу стен разделяющих их комнат. Транквилизаторы, предписанные врачами скорой помощи, сделали своё дело, и Юля стала тихой и спокойной. Убедившись в наступившем «улучшении», Галя тут же потребовала от Ромы «стать человеком» и вернуться в их с Юлей квартиру как можно скорее. На этом же настаивали и родители молодого супруга. Мария Николаевна откровенно думала, что сострадание к жене как-то дисциплинирует разболтавшегося за последнее время сына, заставит его не пить, приходить домой каждый вечер и, со временем, даст бог, всё вернётся в прежнее русло.