Но когда в разговоре по телефону в конце октября Галя заявила сватье, что Рома дома практически не ночует, пьёт по-прежнему, набираясь в выходные до потери пульса, и потом в таком состоянии оскорбляет её дочь и принуждает её к разного рода сексуальным извращениям, Мария Николаевна вовсе потеряла голову. Собрали семейный совет, на котором решили обойтись без Гали и её радикальных характеристик к каждому из собравшихся. Вчетвером, Антон, на правах старшего брата был также допущен к народному вече, постановили отслеживать, куда после работы ходит Роман. Для этого Виктор предложил свои услуги: у него всегда был в «отгулах» тот шофёр, который не находился в рейсе. Переквалифицировав обычного работягу в сыщика, Ухов предложил подчинённому сдельно-премиальную работёнку, основная суть которой заключалась в слежке. Шофёр должен был записывать адреса, где наиболее часто бывал Роман, будь то частные квартиры или же увеселительные заведения. Новоявленный Пинкертон провалил задание на первой же неделе: сначала не успел поймать машину, чтобы отследить такси, в которое бухнулся отслеживаемый, затем засветился перед Ромой, ожидая его у самого выхода из банка, в котором работал Киселёв, и даже от растерянности при столкновении попросил прикурить. Последней безуспешной миссией было то, что дойдя за врученным клиентом до дома сватов, шофёр просто бросил слежку, а ночью отрапортовал Виктору, взбешённому, что Ромы опять дома нет, что зять пошёл к свату.
– К какому свату, придурок? Ты о чём? У нас Ромы тоже не было, – Ухов с трудом понимал объяснения шофёра, у которого заплетался язык.
– Не знаю, к какому. К вам, наверное, Виктор Михайлович; вошёл-то он в арку вашего двора.
– В какую арку: у нас их две? – кипел Ухов.
Но шофёр виноватым себя никак не считал и ответил почти безразлично:
– С Центральной, понятное дело, – до мужчины вообще туго доходило как можно тратить деньги на отслежку родни. «Да пусть они там все хоть передушатся, копейки не дал бы» – подумал шофёр, отпивая пиво из горла.
Доводы неудачного следопыта оказались сильнее гнева. Ухов обеспокоенно отключил телефон и повторил Гале всё, что услышал от шофёра.
– В арку нашего двора? – Галя сначала удивилась, как муж, но, подумав, промычала как-то странно и, замолчав, ушла к себе тихо-тихо.
Подкравшись к двери женской спальни, Виктор услышал, как супруга разговаривает по телефону с Сюзанной, потом звонила Юля, потом сама Галя звонила опять же Юле, потом всё стихло.
На следующий день Галя трижды переспросила у мужа, можно ли доверять словам ангажированного профана, на уме у которого только одно: нажраться. И трижды слышала один и тот же ответ:
– Колян, конечно, дебил, но не до такой степени, чтобы не понять, что если Рома зашёл в арку нашего дома с Центральной, то направляется он к нам. И глюки его не мучают, пьёт, но меру знает. Иначе стал бы я его держать? У меня, знаешь ли, солидная фирма, и свой бизнес кому попало я не доверю.
– Ну да, ты доверяешь его только ворам, которые сливают у тебя бензин, меняют новые колёса на рваные и косячат по левакам, – желчно смела Галя мужнин апломб, как пыль с лакированной поверхности. С чем и удалилась.
С тех пор жена стала вести себя ещё более странно. Мало того, что теперь каждое утро она, провожая Полин в школу, домой не возвращалась, отчего физические «общения» мужа и жены сошли на нет. К тому же, продукты с базара, на который по её словам Галя торопилась с самого утра, часто оказывались фикцией. Вернувшись с работы вечером, в холодильнике Виктор видел те же остатки ветчины и помидоров, те же пустые ячейки из-под яиц и выпростанную сетку из-под картошки.
– Так я не понял: ты была сегодня на рынке или нет? – взорвался как-то вечером Ухов, когда на его просьбу пожарить картошечки, Галя ответила отказом.
– Ты совесть имей! – лучшей защитой всегда являлось нападение, и это стало у Уховой уже тенденцией, – У тебя под задницей машина, а я должна обрывать себе руки картошкой!?
– А шо не написала эсэмэску? – Витя резонно попытался разрулить очередной назревающий конфликт. Но в ответ ему посыпалась такая брань и столько упрёков, что даже голод отступил. Замотанная с Юлей, которую необходимо было два раза в день поить лекарствами, кормить с рук и мазать какими-то кремами, замученная бытом и кухней, завязанная на Полин с её школой и уроками, Ухова чувствовала себя, по меньшей мере, жертвой мужского тупоумия и наглости. Заварив себе «Де-ширак», Ухов поужинал, как обычно, в одиночестве и перед телевизором, приняв на грудь норму выше обычного: не три рюмки водки после литра пива, а целых шесть. Раз бог любит троицу, то пусть этих троиц будет две.
В начале ноября дела для Ухова пошли ещё хуже: как-то Галя пришла домой с огромным букетом роз – красных, крупных, совсем недешёвых.