Возможно

– Это же дачный кооператив "Авиатор". Здесь все дачи лётные. Вот она и прилетела туда, куда надо. Чё переживать? Девчонка всё сделала грамотно, тебе не понять, пехота. Да, Насть? – И подмигнул ей. – Ну допивай чай, а то так и не попробуешь лимонник. Ну и ты садись, что стоишь? У нас девушка на выданье, не видишь, что ли?

Настя с Егором переглянулись, но промолчали. Они ничего друг о друге не знали последние два года. Кроме того, что поменялись сердцами, уже давным-давно…

Она так устала, что когда Егоров силой усадил её в военный газик, заснула почти сразу. Букетик ландышей, подаренный каким-то солдатиком, зажатый в руке, упал и запах умопомрачительно. В заднем зеркале было хорошо видно её лицо, и он всё время отвлекался от дороги, рискуя воткнуться в одно из деревьев, насаженных вдоль узкого шоссе и красиво нависающих кронами. Остановился, повернулся, засмотрелся…

"Красота моя ненаглядная, свет очей моих, Настасьюшка! Как же я люблю тебя, единственную и неповторимую. Живёшь ты во мне, сама того не зная, заставляя ещё ощущать себя живой тварью, правда, без пары. Как мне одиноко и паршиво, Настя…"

Он произнёс последнее предложение вслух, машинально.

– Что? Приехали? Вы что-то сказали? – вылупив глазищи, промямлила девушка.

– Ну хватит выкать, Настя. Мы одни, выпендриваться не надо. Я и так устал от тебя сегодня настолько…

– Так в чём же дело? Вы сами усадили меня в машину, я не просила. Довезите до какой-нибудь остановки и езжайте домой, под бочок к своей москвичке.

– Я так и сделаю. Вылезай.

Настя сгребла рюкзачок, нагнулась собрать ландыши, и слёзы закапали сами собой. Только не это, ради всего святого. Смахнула мокроту и стала выползать спиной, чтобы не зацепиться за Егорова взглядом. Он обхватил девушку руками, сцепив в замок под её грудью, сильно прижал спиной к себе, зарылся в волосах, тяжело дыша. И опять эта рука, закованная в металл часов, приковала её внимание, вызывая острое желание переплести с ней свою руку…

– Неужели ты думала, что я оставлю тебя здесь, посреди леса? Настенька…

– А тебе не привыкать, не в первый раз. Подумаешь, бросил, выкарабкается девчонка, опыт есть. Оставь меня в покое, Егоров! – Она попыталась высвободиться, но куда там, стальная хватка. – Конечно, справиться со мной легко. Но насилие – не наш метод. Да, знаток женских душ и прелестей? Мы же сначала доводим до умопомрачения, а потом кидаем. Так же интереснее      , да? Нечего сказать? Гад, откуда ты только взялся?

– Это ты упала мне на голову…

– Жаль, что не отшибла тебе мозги. Или себе. Не лезь в мою жизнь, ты уже достаточно в ней потоптался, ты…

– Остановись, девочка моя…

– Я не твоя и до… – она зажала себе рот, чуть не проболталась, идиотка. – Всё, не хочу ничего, домой хочу, к маме…

– Ты хотела что-то сказать про дочку?

– Достал ты меня, хотела я сказать.

Егоров запихал её на переднее сидение, чтобы не отвлекаться на зеркало, довёз, из машины не вышел.

Следующие два дня Настя просидела в интереснейшей библиотеке Канта, познакомилась со старичком-библиотекарем, заслушиваясь его глубочайшими пересказами исторических событий. Он поил её чаем, подносил книги, помогал найти нужные данные. Так не хотелось уходить, она просидела почти до полуночи, а часов в шесть-семь утра была уже у входа, поджидая своего помощника.

На второй день, увлёкшись до такой степени, что даже ничего не ела, заснула прямо за столом, положив голову на руки. Ей снился дурацкий сон: Егоров в форме гусара, с саблей, на коне, нёсся быстрее ветра, пытаясь догнать её, Анастасию. Поравнявшись, выдернул из седла и стал целовать, почему-то очень нежно, даже трепетно, совершенно не похоже на него. Открыв глаза, ощутила физически эти поцелуи, сидя на коленях бравого офицера.

– Настя, я не могу без тебя. Даже двух дней не выдержал. Поехали ко мне, я тебя накормлю, спать уложу. Трогать не буду, честное слово.

– Но ты же уже трогаешь, без спроса. Тебе же есть кого? Присытился? Московское тело поднадоело? – Из неё так и пёрло. – Да, надо домой, поздно уже. Как такси вызвать?

– Ну, пожалуйста, девочка моя…

– … дай мне одну ночь, да?

– Нет, не одну, а все оставшиеся в нашей жизни. Все. На другое не согласен.

– Что ты несёшь? А как же жена?

– Так же, как и твой Сергей. Я знаю, что вы не расписаны. Я даже знаю, что ты не любишь его. Ты. Любишь. Меня.

– А ты?

– А я тебя. Совсем не сложная арифметика.

– Уравнение с одним неизвестным, вернее, неизвестной, твоей любимой столичной женщиной. Это уже математика. Тем более, что она обещала стереть меня с лица земли. А мне нельзя так рисковать. Я выберу дочь, и идите вы все к чёрту.

– Мою дочь, правда?

У Насти похолодело в груди… Откуда? Как? Зачем? Почему? Егоров даже засмеялся потихоньку, настолько всё можно было прочитать на её лице. Он вытащил из кармана кителя фотографию Викуськи и приложил к лицу.

– Похожи? Какое ты имела право скрыть это от меня?