Возможности любовного романа

В те дни, просыпаясь, я никогда не знал, что за картина предстанет у меня перед глазами. Один раз я увидел себя в номере отеля после торжественного вручения Премии Евросоюза. Засыпая ночью в центре Брюсселя, я понимал, что должен радоваться, но на самом деле никакой радости не испытывал. Вернувшись в отель около одиннадцати, я рухнул прямо в пиджаке на кровать и набрал Нину. Мне хотелось с ней поговорить, но она уже спала, и мой звонок ее разбудил. Никакого желания общаться у нее не было, поэтому мы договорились созвониться утром. Я рассердился, не понимая, как она могла заснуть, — она же знала, что я позвоню и захочу поделиться впечатлениями. И все-таки заснула, как будто ей не было до меня никакого дела. «Может, я уже тогда перестал для нее что-либо значить?» — спрашивал я теперь сам себя.

«А та незнакомая женщина, что пригласила ее на кофе?» — в горячке я опять перескочил на другое. Что именно сказала она Нине? По немногословным репликам было понятно: та женщина подарила Нине признание, которого ей не хватало. Значит, по мнению Нины, я не замечал ее внутреннего мира? Все действительно настолько банально? В фильме «Элегия» один немолодой герой говорит другому, что красивых женщин невозможно увидеть, потому что разглядеть скрытое за прекрасной оболочкой мешает барьер красоты. Нине тоже казалось, будто я ее на самом деле не вижу? Ей хотелось, чтобы я одарил ее тем же признанием, что и незнакомая женщина, которой она потом выплакалась? А вдруг та женщина запудрила Нине мозги? Что я вообще о ней знаю? Может, это очередная ведунья с выездного эзотерического семинара, которая посоветовала Нине почаще баюкать своего внутреннего ребенка, — вот милая моя и расплакалась, потому что такие слова растрогают даже терминатора.

Днем меня обуревали сомнения, а ночью я позвонил Нине. В трубке долго раздавались длинные гудки, и мне в моем горячечном состоянии казалось, что ими заштрихована сегодняшняя ночь, что прерывистый тон опоясывает всю Землю. Наконец Нина взяла трубку.

— Привет, — сказал я. — Это я.

— Привет.

— Ничего, что я звоню?

— Наверное, ничего… Как ты себя чувствуешь? — спросила Нина.

— Имеешь в виду физически или психологически?

— Начни, с чего хочешь.

— Я еле живой, — ответил я. — А ты?

— Так себе. У тебя есть какие-нибудь лекарства?

— Мне бы сейчас факидол.

— Факидол? Что это? — поинтересовалась Нина.

— Ты не знаешь, что такое факидол? Он содержит действующее вещество fuck it all. Его теперь выписывают вместо прозака. Очень популярное лекарство во всем мире — ну, чтобы можно было на все насрать, понимаешь?

— Ага… Ты мне тогда сообщи, если его раздобудешь. Я бы тоже купила парочку упаковок.

— Может, ты мне его привезешь? — решил я попытать счастья. — Я знаю, где его продают, но не могу встать с кровати.

— Не получится, — ответила Нина. — И больше, пожалуйста, не спрашивай меня насчет приезда.

— Эх, — вздохнул я, и в трубке на несколько секунд повисло молчание, невыносимое телефонное молчание.

— Нина, послушай, — произнес я и набрал побольше воздуха. — Ну не можем же мы расстаться так по-идиотски. Просто не можем. Мы ведь не три месяца встречаемся, чтобы взять и все разом перечеркнуть. И если нам нужно что-то менять, то для начала я должен знать, что с тобою происходит. Без тебя мне этого не понять. Да, я в курсе, что я тоже часть этого уравнения, но…

Опять тишина в трубке.

— Нет… — отозвалась наконец Нина. — Нет, кажется, я не могу тебе этого сказать.

— Почему? Потому что не хочешь или потому что тоже не знаешь?

— Не знаю, — ответила Нина, и мне показалось, что она, лежа в своей мансарде, которую я угадывал по акустике, слегка потягивается.

— Не знаешь, что с тобой происходит, или не знаешь, почему не можешь мне об этом сказать?

Снова молчание, а потом:

— Наверное, я немного запуталась. Не хочу обсуждать это по телефону.

— А как иначе это обсуждать, если ты не хочешь ко мне приехать? — воскликнул я, чувствуя, что моя злость опять готовится к прыжку.

— Значит, я вообще не хочу это обсуждать.

— Но… Нина, господи, ну так же нельзя! — простонал я. — У нас прямо под руками распадается то, что еще вчера было для нас обоих всем, а ты даже пальцем пошевелить не хочешь. Разве так можно?

— Не сердись, завтра я тебе, наверное, напишу мейл. А сейчас мне нужно побыть в тишине и наедине с собой. У меня были на то причины…

— Так назови их!

— Я их уже называла: мне пора что-то менять. Я поняла, насколько мы разные, и…

— Разные? Да, мы разные, но нам же это никогда не мешало! Наоборот, мы наслаждались этой разницей!

— Да, только теперь я хочу быть собой.

— Ты хочешь быть собой, — повторил я. — Хорошо. Значит, я, по-твоему, тебе мешаю?

— Может быть, ты этого и не осознаешь, но да.

— И каким же это образом?

— Да неважно.

— Нет, важно!

— Это долгий разговор.

— Нина!

Мне казалось, что я беру приступом какую-то крепость, но не могу даже перебраться через окружной ров. У меня было ощущение, что Нина называет самые общие причины, обычно ведущие к расставанию, и предполагает, что они каким-то образом относятся к нам.