тема: Возможности любовного романа
кому: t@vizage.cz
от: nemec@hostbrno.cz
ср, 24 июл. 2019 г., 12:53
Слушай, Томми, твое письмо настолько замечательно, что я бы с удовольствием включил его в роман после той самой главы. Можно? Я бы оставил все как есть, без изменений: моя просьба, потом твой ответ. Дело в том, что роман как раз завязан на подобных выходах в реальность, паратекстах и осмыслениях, это один из его главных принципов. Давай попробуем, а? Тем более что последняя фраза про то, что творческое начало в отношениях их же и разрушает, отлично описывает всю книгу… Да, с нами было точно так же.
Она стоит у стены в своей студенческой комнате, на ней черное белье, подвязки и парик, который я раздобыл у вьетнамцев[56]
:— Скажи:
—
Ну да, парик абсолютно черный, к тому же Эми Уайнхаус сегодня в клубе пела:
Я проверяю пальцем: так и есть. Теперь надо поднять этот палец и выяснить, откуда сегодня ветер дует. А может, облизать его? Ты сама — или все-таки я? Мы смотрим друг на друга. Сегодня у тебя тяжелые ресницы, а вокруг глаз — кошачьи стрелки. Ты и в этом похожа на Эми.
— Попробуй-ка снять с меня трусы и оставить подвязки, — говорит она.
Но пока я, демонстрируя приемы любовного дзюдо, перекидываю ее из одной позы в другую, парик сползает. Черные синтетические волосы высшего качества перемешиваются на полу со светлыми прядями. И в эту минуту я ей изменяю, без раздумий выбирая черное. Я не отбрасываю парик в сторону, а снова надеваю ей на голову.
Ну что тут скажешь? Конечно, ей нравится, что я изменяю ей с ней же. Мы и тут заодно.
«Любовь» Ханеке
— Расскажи что-нибудь, чего я пока о тебе не знаю.
— Когда мне было года четыре, я любил прятаться в шкаф. Мы тогда жили в маленькой однокомнатной квартире в панельном доме рядом с Брненским водохранилищем; за окном летали чайки, которых мы прямо из того же окна и кормили. Дома у нас было два шкафа, один старый, потемнее и пониже, из дерева, другой — поновее, посветлее и побольше, из ДСП. Они стояли друг напротив друга, а еще в комнате, помню, были две тахты, на которых спали мои родители: мама — на оранжевой в полоску, папа — на темно-зеленой в полоску. Наверное, они запомнились мне по той же причине, что и шкафы: в них тоже были ящики, а меня тогда привлекали те места, куда можно было залезть. Обычно я прятался в шкафах, чаще всего — в старом, низеньком и деревянном; я плотно закрывал за собой дверцу, чтобы сквозь щель не проникал даже ноготок света, и тихо сидел там среди маминых юбок и папиных рубашек. Но однажды мне стало скучно прятаться в темноте, я начал шарить по карманам папиных брюк и нашел там какую-то мелочь — тогда еще в ходу были монеты в пять и десять геллеров, а самая крупная была пятикроновая, но мне больше всего нравилась монетка в одну крону, на которой девушка с лопатой в руке сажает липу, правда, нравилась она мне потому, что всегда была самой потертой и от этого напоминала золотую. Подержав находку в кулаке, я, довольный, вернул монеты обратно в карман. Но в голове-то они у меня остались; я впервые открыл для себя, что предметы могут оставаться в голове, и к тому моменту, когда я в следующий раз залез в шкаф, у меня уже созрел план.