Возраст согласия

Она только покачала головой:

– Ну, давай иди.

Когда я уже почти вышла в коридор, услышала, как она говорит то ли мне, то ли окружающим ее бело-синим кафельным стенам:

– Ван Гог перед смертью сказал, что печаль будет длиться вечно. К черту!

Я не могла отделаться от ощущения, что повстречалась с призраком. Настолько Ли выбивалась из общего настроения заведения. И этот жгут на руке. До этого я уже слышала от смешливой Ольки, что Ли – героиновая наркоманка, но не верила, считая просто обычными слухами. Эти прекрасные голубые глаза… Похоже, ее единственной настоящей любовью был наркотик. У каждого своя страсть.

Все еще покачиваясь, я дошла до квадратного окна, села на широкий потрескавшийся подоконник и начала набирать ответ любимому. Вдалеке задумчиво дымилась труба из красного кирпича, торчащая посреди месива разношерстных металлических зданий. Трубу опоясывали железные скобки ступенек. Какое-то время я представляла, как забираюсь по ним и заглядываю в ее темное жерло. Это видение заставило меня поежиться.

«Я тоже всегда тебя хочу», – прощелкала по клавишам и отправила. Мимо прошел Владимир Владимирович, или ВВ, как все его называли. Мне он ужасно нравился. Приземистый, крепкий, уже седой мужчина с волевым лицом и командирскими замашками. Я часто представляла, как он придавливает меня к стене и жадно целует. В конце первого курса я даже заявилась на его занятие в своих неприличных шортах. Летний день тогда выкинул фортель – солнце уверенно спряталось в тучи перед самым моим выходом из дома. Но я решила не отказываться от своего довольно тупого плана по привлечению его внимания. Мы должны были подходить к его столу и получать какие-то бесполезные бумажки про обучение. И когда я наконец прошлепала в босоножках на низком каблуке к его столу, он кинул оценивающий взгляд на мои ноги и гаркнул:

– У нас здесь не пляж!

Но даже этот случай не помог мне перестать отчаянно желать его. Впрочем, он быстро прошел мимо, даже не взглянув на меня, и стал спускаться по лестнице.

А мой телефон ожил и загудел в руках. Я ответила:

– Юра, привет. Если честно, мне как-то херово. Ты сможешь приехать и забрать меня?

– Привет, Ксюша. Да, я недалеко как раз. Могу заехать через пять минут.

Прозвенел звонок на перемену, и, когда я вернулась в кабинет химии, там уже никого не было. Забрав кожаную сумочку на коротком ремне, в которой болтался черный разболтанный плеер с кассетой «Продиджи», я вышла из класса. Телефон снова ожил в моей руке.

– Я приехал, спускайся.

Сердце сладко дергалось: он приехал, приехал. Неужели увижу сейчас его – мою жизнь, мою душу. Длинная сигарета Virginia выпала из дрожащих пальцев и поскакала по серой истоптанной лестнице. Вспомнились дебильные строчки из «Кирпичей» – кто-то из девчонок переписал к себе в тетрадку: «нет сигарет, я ищу окурок». Может, прыщавый гопник подберет ее и выкурит на первом этаже.

Я быстро выскочила из здания. Все было в порядке: наглая морда «мерса» хищно ухмылялась напротив. Я вспомнила блаженное лицо Ли и подумала, что тоже напоминаю наркоманку. В пятом классе нам выдали книжицы, в которых рассказывались разные жуткие истории. Например, о том, как девочки забили до смерти одноклассницу. Или как погибла юная наркоманка Барбара Росек. Я читала ее страшный дневник, обливаясь слезами.

Но моим наркотиком был не героин, а взрослый, женатый мужик. Еще мгновение назад казалось, что я задыхаюсь. И вот, видя его лицо за зеленоватым лобовым стеклом, я улыбаюсь от счастья и покоя. Сердце наконец перестает дрожать.

Сев в машину, я приоткрыла окно и только тогда увидела, что рядом стоит почти вся наша группа, глядя во все глаза на меня, преступницу.

Было так тепло, что все: курящие, некурящие, сочувствующие и ненавидящие дым – абсолютно все высыпали вниз из бетонной пещеры на улицу погреться в лучах последнего, ускользающего осеннего солнца. И даже наша мастер Маргарита Алексеевна вышла, держа вечный журнал под мышкой. Она поправляла очки, разглядывая меня, словно пытаясь убедиться, что точно не ошиблась и ее подопечная нагло сбегает средь бела дня с уроков.

– Давай же скорее поедем, я, кажется, спалилась.

Как последняя идиотка. Надо было хотя бы отпроситься. Но я снова улыбаюсь, кидаю на всех наглый взгляд в стиле «так и задумано», а затем отгораживаюсь синими волосами. Типа я в домике.