Возраст согласия

Покрасилась в синий я после того, как красный достаточно быстро смылся и превратился в банальный рыжий. Зажгла сигарету. Надо сказать, что я никогда не была сильно привязана к табачному дыму. Можно сказать, что он мне не особо и нравился. Но в фильмах все крутые персонажи постоянно дымят. Уверенные в себе мафиози из «Крестного отца» или мужики из фильмов любимого Скорсезе. Я очень любила Де Ниро в «Таксисте», «Казино» и «Славных парнях». В «Прирожденных убийцах» главная героиня очень красиво, по-эстетски курила. Она выглядела просто потрясно, хотя и была по сюжету ужасной сукой. А еще курение в том же лицее позволяло сблизиться с девчонками. Когда я не курила, мне чаще всего приходилось на перемене тупо сидеть за партой или стоять в коридоре возле запертой двери. Однажды я единственная выучила огромный кусок из Некрасова «Подумай, я целую ночь не спала» и пол-урока мучала всех, рассказывая его. В тот раз провалились даже наши отличницы, а я приобрела себе нежелательную репутацию заучки. От нее пришлось какое-то время отмываться.

И в конце концов, это помогало мне справиться с нервами, неуверенностью в себе или скукой. Я как бы пряталась в это простое действие: зажги сигарету и дыши дымом. Или просто держи сигарету в руках, как странная, но гениальная женщина-фотограф из романа Мураками. Тогда мне казалось, что это красиво. Или что это, странным образом, может рассказать о моих внутренних страданиях.

Когда мы выезжали, машина покачивалась на дороге, измятой впадинами. На мгновение мне показалось, что мы где-то далеко за городом и отъезжаем от мрачного замка, слепленного из серых стен. Здание лицея странным образом подходило на эту романтическую роль. Когда мы выехали на асфальт, впечатление рассеялось. И лицей снова стал угрюмым советским зданием, стоящим посреди индустриального беспорядка.

Чем ближе серебряное авто, облитое терпким солнцем, приближалось к моему району, тем плотнее становилась сизая завеса дыма. Я представляла, как где-то за городской чертой, за невидимой линией, очерченной вокруг наших сердец, тлеет земля. И что мое сердце тоже вот так тлеет, дымит, и дым этот выходит у меня изо рта.

Внезапно я поняла, что совершенно больна. Горло было забито комками, из носа текло. В голову словно вкололи новокаин, но по всему остальному телу неведомые силы стегали маленькими холодными прутиками. Мне действительно было нужно, чтобы меня, разбитую, отвезли домой, а не куда-то еще. Юра заметил мое состояние и молча вел машину. Когда мы приехали, он бросил только:

– Отдыхай, я позвоню тебе.

И умчался в сизую завесу, плавающую по улицам и съедающую любое понятие об окружающем пейзаже, расположении домов…

Квартира встретила меня ароматом фирменного маминого рагу, которое она готовила в свои «хорошие» дни, но аппетита не было.

– О, а ты чего так рано? – удивилась мама, выглядывая с кухни.

– Я заболела, – простонала я в ответ и, скинув обувь, пошла в комнату.

Рухнула на свою тахту, огороженную от остального пространства коричневым шкафом-бюро, и сразу заснула.

Когда я продрала глаза, стоял золотистый вечер. Солнце карим глазом кидало последние лучи на желтые занавески, а мама смотрела тихо шуршащий телик.

– Проснулась?

Мама подняла на меня глубокие синие глаза, в которых мерцала нежная улыбка. Голос у нее был нормальный. «Слава богам, она трезвая», – подумала я. Это были бесценные мгновения.

– Ага.

Во рту как будто кто-то сходил в туалет, но мне явно стало лучше. Только вот что-то странно томило в груди. Я скучала по Юре. Больше всего мне хотелось, чтобы он оказался рядом и лежал со мной, обнимая сильной, надежной рукой, как тогда, у него дома. Я вздохнула и встала. Надо было умыться и почистить зубы.

– А я сегодня на рынке была, – остановила меня мама, – смотри, что купила!

На маленьком длинноногом столике у окна стоял магнитофон на один диск и кассету. Значит, старую двухкассетную Aiwa можно наконец выкинуть. Она позволяла переписывать музыку с одной кассеты на другую и записывать свои голоса, что принесло немало веселых минут в детстве, но надо было признать – уже безбожно устарела.

Первые диски, которые я купила в ларьке на «Ладожской»: Pink Floyd «The Wall» и Robbie Williams «Escapology». Ушла эпоха – мне больше не приходилось перематывать кассеты карандашом. Хотя некоторые вещи я слушала на кассетах: лучшие песни Визбора, «Время колокольчиков» Башлачева и любимого Курехина. С ним мама тусовалась в молодости, а мне очень нравился мистический саундтрек к «Господину Оформителю».

– Это здорово, мам! Спасибо, что купила его. Пойду умоюсь, а то я не в себе после сна. И да, есть не хочу вообще. Прости.

Мама кивнула.

Когда я вернулась из ванной, она предложила погадать на книге стихов. Я вынула с полки шершавый сборник зарубежных поэтов XVIII–XIX вв. и легла на мамин диван, что стоял, прислонившись боком к окну.

– Ну, давай загадывай страницу и строчку. Можешь загадывать число до 425.

– Так, – сказала мама с улыбкой, – давай. Страница 108, восьмая строчка сверху.

Я начала перелистывать страницы и вскоре нашла нужное место.