Возраст согласия

– «Уходят призраки ночные…»

– Как-то не очень понятно.

– Само стихотворение называется «Туман». Тебе не кажется, что это весьма актуально сейчас, а?

Мама засмеялась:

– И правда. От дыма за окном уже дышать тяжело. А выглядит совсем как туман.

– Думаю, уход ночных призраков – это что-то хорошее. Все нехорошие вещи уходят из твоей жизни. Впереди только самое суперское.

Мне не хотелось читать ей все. В конце поэт говорит о том, что, кажется, и его жизнь вскоре уйдет. Я подумала, что это может ее расстроить.

– Так, давай. – Я закрыла книгу и передала маме: – Теперь держи и будешь искать мое. Страница 333, четвертая строчка снизу.

Мама стала перелистывать страницы, а я завороженно смотрела на ее изящные тонкие пальцы. Когда-то она неплохо рисовала.

– О, как интересно. Готова? «Тигр, о тигр, светло горящий». Красиво, но еще менее понятно, чем с призраками. Мне кажется, нужно все стихотворение прочитать. Тебе понравится, учитывая твою любовь к тиграм.

Она бросила взгляд на стену над моей тахтой. Там все было в изображениях тигров: бегущих, прыгающих, лежащих. И просто крупные портреты пушистых голов. Оранжево-черных, черно-белых. Когда мне было двенадцать лет, мы накупили календарей и, отрезав цифры, поклеили их на старые выцветшие обои. В инкрустированной стекляшками шкатулке у меня лежало несколько фигурок полосатых хищников. Самой ценной была медная маленькая фигурка из-за детализации: на шкуре виднелись мельчайшие шерстинки. Я взяла у нее из рук книгу и прочла целиком «Тигра» Уильяма Блейка.

– Знаешь, я не очень понимаю, какой конкретно смысл вкладывал автор, но мне действительно очень нравится. И фраза эта тоже. Она ничего не предсказывает, но кое-что для меня все-таки значит.

Мама присела ко мне на тахту.

– Хочешь рассказать?

Я хотела. Меня переполняло что-то крупное. Казалось, это чувство во много раз превосходит меня по размеру, но плотно привязано красной нитью к сердцу и болтается где-то отдельно, в потоках теплого, ласкового ветра. Мне хотелось то обнять маму, прижавшись к ее теплому плечу, то зарыться головой в подушку и лежать, тихо всхлипывая. Я знала, она всегда примет меня такой, какая я есть. Ее любовь была безусловна.

– У меня кое-кто есть. Думаю, светло горящий тигр – это про него. Я постоянно о нем думаю. Не знаю, получится ли у нас что-то… Но, смотри, – я достала Nokia. – Это он подарил на первое сентября.

– Здорово, доча! Я так за тебя рада. Получится или нет, не так важно. Важно, что твое сердечко испытывает это светлое чувство. И он, похоже, тоже тебя любит, раз сделал такой недешевый подарок.

Мама обняла меня. От нее слабо пахло «Примой» и французскими духами. Я не могла не признать в такие моменты, что она изо всех сил старается не пить и быть хорошей матерью. Но иногда что-то в ней ломалось. Она уходила в магазин моей любимой мамой, а возвращалась оттуда незнакомой «тварью». Я никогда не видела, чтобы небольшая доза алкоголя так сильно меняла людей. Но из цветущей красивой женщины она моментально превращалась в апатичную и при этом сварливую, грязную старуху. Я ценила, очень ценила моменты, когда она была самой собой.

Когда мы закончили обниматься, она взяла мои руки в свои и сказала:

– Хотела бы я узнать о нем побольше. Может, познакомишь как-нибудь?

Я как можно непринужденнее отползла к стене и облокотилась на узорчатый, типа восточный шерстяной ковер. Считалось, что он приглушает звуки из соседней квартиры и помогает сохранять тепло в комнате. В детстве мне нравилось водить пальцем по его мягкому ворсу, окрашенному в причудливый орнамент. Потом стало казаться, что это архаичный пылесборник, и не более того.

– Да, познакомлю, конечно. Его зовут Женя. Но тебе нужно еще кое-что знать. Мне стало плохо, я ему сегодня позвонила. Он не смог приехать, и меня забрал его отец. Но нас видели девчонки из группы и даже наша Алексеевна. Теперь могут подумать черт знает что. А еще я зачем-то сказала ему, что меня зовут Карина. Представляешь?

– Да ну, не переживай. Просто скажи как есть, если спросят, и все. А про имя… Странно, конечно. Может, просто сказать ему, что ты все-таки Ксения?

Мама тепло улыбалась. Я очень любила ее лицо в такие моменты.

– Хорошо, мам.

Я почувствовала, как по щекам расползаются горячие кровавые пятна. Так со мной бывало только в двух случаях: я безбожно врала или обо мне кто-то думал очень плохие вещи. Сильно горящие щеки почти всегда символизировали негатив со стороны. Я просто знала это, и все.

Но мама, похоже, этого не заметила. Мы решили, что вечером по «Культуре» посмотрим вместе фильм Годара «Две или три вещи, которые я знаю о ней».

* * *

Я решила какое-то время не звонить Юре, пока он сам не захочет меня видеть. Ушла с занятий я в пятницу, уже было воскресенье – и тишина. Он был отстраненный и холодный, когда вез меня домой, словно и не было эсэмэски про «хочу тебя». С ужасом я думала, что ему неприятно было видеть меня в таком разобранном виде. И не удивительно – выглядела я так себе. И боялась, что он больше никогда меня не захочет.