Возрождение

Франческо Гиччардини изначально имел преимущество аристократического происхождения. С детства он слышал образованные разговоры на хорошем итальянском языке и научился воспринимать жизнь с реализмом и изяществом человека, уверенного в своих силах. Его двоюродный дед несколько раз был гонфалоньером республики; дед по очереди занимал большинство главных постов в правительстве; отец знал латынь и греческий и занимал несколько дипломатических постов; «моим крестным отцом, — писал Франческо, — был мессер Марсилио Фичино, величайший философ-платоник, живший тогда в мире».68 — Что не помешало историку стать аристотелианцем. Он изучал гражданское право, а в возрасте двадцати трех лет был назначен профессором права во Флоренции. Он много путешествовал, даже отмечал «фантастические и причудливые изобретения» Иеронима Босха во Фландрии.69 В двадцать шесть лет он женился на Марии Сальвиати, «потому что Сальвиати, помимо своего богатства, превосходили другие семьи влиянием и властью, а я очень любил эти вещи».70

Тем не менее, у него была страсть к совершенству и самодисциплина для создания произведений литературного искусства. Его «История Флоренции», написанная в двадцать семь лет, — один из самых удивительных продуктов эпохи, когда гений, раздутый восстановленным наследием, но освобожденный от традиций, струился полноводным и свободным потоком в дюжине ручьев. Книга ограничивается коротким отрезком флорентийской истории, с 1378 по 1509 год; но она описывает этот период с точностью деталей, критическим изучением источников, проницательным анализом причин, зрелостью и беспристрастностью суждений, владением ярким повествованием на прекрасном итальянском языке, с которыми не сравнится «История Фиорентины», написанная Макиавелли одиннадцать лет спустя на шестом десятилетии его жизни.

В 1512 году, будучи еще тридцатилетним юношей, Гиччардини был отправлен послом к Фердинанду Католическому. Вскоре Лев X и Климент VII назначили его губернатором Реджо-Эмилии, Модены и Пармы, затем генерал-губернатором всей Романьи, а потом генерал-лейтенантом всех папских войск. В 1534 году он вернулся во Флоренцию и поддерживал Алессандро Медичи на протяжении всего пятилетнего периода тирании этого негодяя. В 1537 году он был главным агентом, способствовавшим воцарению Козимо Младшего на пост герцога Флоренции. Когда его надежды на господство над Козимо угасли, Гвиччардини удалился на сельскую виллу, чтобы за один год написать десять томов своего шедевра — «Истории Италии».

Она уступает его ранним работам в свежести и энергичности стиля; Гвиччардини тем временем изучал гуманистов и скатился к формальности и риторике; тем не менее, это величественный стиль, предвещающий монументальную прозу Гиббона. Подзаголовок «История войн» ограничивает тему военными и политическими вопросами; в то же время область охвата расширяется до всей Италии и всей Европы, связанной с Италией; это первая история, рассматривающая европейскую политическую систему как единое целое. Гвиччардини пишет о том, что по большей части знал из первых рук, а ближе к концу — о событиях, в которых он принимал участие. Он тщательно собирал документы и был гораздо более точен и надежен, чем Макиавелли. Если, подобно своему более знаменитому современнику, он возвращается к древнему обычаю придумывать речи для действующих лиц своего повествования, то откровенно заявляет, что они верны лишь по существу; некоторые он указывает как подлинные; и все они эффективно используются для изложения обеих сторон спора или для раскрытия политики и дипломатии европейских государств. В совокупности эта масштабная история и блестящая «История Фиорентины» делают Гвиччардини величайшим историком XVI века. Как Наполеон стремился увидеть Гете, так и Карл V в Болонье заставлял лордов и генералов ждать в предбаннике, пока он долго беседовал с Гиччардини. «Я могу создать сотню дворян за час, — говорил он, — но я не могу создать такого историка за двадцать лет».71

Будучи человеком мира, он не слишком серьезно относился к попыткам философов поставить диагноз Вселенной. Он, должно быть, улыбался волнению, вызванному Помпонацци, если замечал его. Поскольку сверхъестественное нам непостижимо, он считал бесполезным воевать из-за соперничества философий. Несомненно, все религии основаны на предположениях и мифах, но это простительно, если они помогают поддерживать социальный порядок и моральную дисциплину. Ведь человек, по мнению Гиччардини, по природе своей самолюбив, безнравственен, беззаконен; он должен на каждом шагу сдерживаться обычаем, моралью, законом или силой; и религия обычно является наименее неприятным средством для достижения этих целей. Но когда религия становится настолько испорченной, что оказывает скорее деморализующее, чем морализующее влияние, общество оказывается в плохом положении, поскольку религиозные опоры его морального кодекса иссякли. Гвиччардини пишет в своих секретных записях: